Стамбульский оракул - стр. 9
Он направлялся в северную часть сада, к уединенной купе абрикосовых и вишневых деревьев, куда часто уходил поразмышлять. Около двух веков назад их посадили по велению султана Ахмеда II, с тех пор деревья разрослись и стали излюбленным местом для белок и птиц. Абдул-Гамид открыл этот почти забытый людьми уголок много лет назад, еще юношей, во дни правления своего отца. Теперь он и сам был султаном, а его слово – законом на землях от Салоник до Басры, но, как и прежде, он часто выскальзывал сюда из дворца почитать и понаблюдать за птицами, которых в сад манила вода.
Султан думал о том, к чему приведет падение Плевны. В попытке защитить глаза от солнца он поднес ладонь, сложенную козырьком, ко лбу и посмотрел на сияющую гладь Босфора – не кружат ли над проливом аисты или хоть буревестники. Абдул-Гамид проводил взглядом стаю стрижей, которая направлялась от Галатской башни к новому вокзалу в Кадикое. Кроме стрижей, ничего достойного внимания султан не увидел: обычные птицы – чайки, бакланы, ласточки.
– Вот вы где.
Он мог бы и не оборачиваться – голос матери не спутаешь ни с чем. Но он обернулся, поцеловал ей руку и подвинулся, освобождая место на скамье. Хотя она намеренно нарушила его уединение и, как всегда, пренебрегла полным титулом, мать всегда остается матерью.
– Доброе утро, матушка. День сегодня чудесный.
– Да, – ответила она, так и не присев. – И мне искренне жаль, что я мешаю вам любоваться им.
– Прошу вас, матушка, сядьте. Вы нисколько не помешали.
– Ваше величество, – продолжала она, – у меня к вам совсем небольшое дело. После чего я тотчас же уйду.
Несмотря на годы, она все еще была хороша собой. Конечно, фигура уже не та, на лице появились неизбежные морщины – спутницы жизненного опыта, но султан видел следы былой красоты, которая когда-то так неудержимо влекла к ней его отца.
– Как вам известно, – начала она, сцепив руки за спиной, – на следующей неделе во дворце состоится прием в честь французского посла и его супруги.
Абдул-Гамид нахмурился. Французский посол был крайне заносчив и нимало не заботился хоть как-то скрывать свои истинные цели. Его жена ничуть не лучше: толстая глупая квочка, которая посвятила жизнь светским приемам и мелким склокам.
– Я знаю, вы не слишком его жалуете. Но этот прием и так откладывался непростительно долго. А нам необходима любая поддержка, если мы собираемся противостоять русским.
– Да, – сказал султан. – Безусловно.
Из слов матери было пока неясно, получила ли она известие о поражении Османа-паши под Плевной. Если она еще не знала об этом, он не станет ей говорить.