Стальной Кваки - стр. 4
Клоака – камера площадью восемьсот квадратных метров, с потолками высотой под десять метров, вмещала в себя сотню коек с индивидуальными тумбочками, две закрытых параши, одну душевую. На стенах висели телевизионные экраны и аудио колонки. Подъём в семь утра, отбой в десять вечера. Питание трёхразовое. Можно сказать – тюремный стандарт страны, если бы не повышенная калорийность предлагаемой маньякам пищи. Ну да это были просто цветочки периода годового карантина, нажористые ягодки эксперимента ждали чертей впереди.
Через час, когда смена Маркова заступила на пост в полном составе, поступил сигнал, оповещающий о том, что вора Гроба запускают в клоаку. Игорь дал распоряжение второму оператору и тот приказал заключённым, отойдя от двери, собраться в противоположном от неё конце камеры. Опасные девианты, как послушные бараны, с готовностью исполнив приказание, столпились в одном, указанным им охраной углу.
Многотонная дверь плавно, без скрипа распахнулась, повинуясь суставам пневмоприводов. Из квадратного зрачка дверного проёма неторопливо вышел человек небольшого роста в клетчатой, как здесь всем полагалось носить, робе. Начинающего лысеть вора Гроба природа наградила длинным приплюснутым носом, наползающим на верхнюю губу, маленькими злыми тёмными немигающими глазками паука, раздвоенным подбородком и впалыми, как у больного чахоткой, щеками. Жилистый, плавно двигающийся, но готовый в любую минуту к прыжку Гроб, дождавшись, когда за ним закроется дверь, миновав туалетный сектор, даже не посмотрев на две свободные койки, стоявшие ближе всех к правой параше, пошёл прямо в конец камеры – ни на кого не обращая внимания.
Стоило двери встать на место, как кровавые жители клоаки пришли в движение, занимая свои места. Гроб остановился у последней койки в левом ряду, на которой, ссутулившись, сидел боров Женя, известный на воле, как парковый маньяк. На его счету числилось семь задушенных им в разных парках культуры и отдыха столицы девушек. Обрюзгший, немытый, нечёсаный Женя с сильными руками, большими ножищами, казался шире Гроба в плечах минимум в два раза. Выходило так, что он и сидя был почти одного роста с вором.
– Забирай вещи, освобождай койку.
– А? – Женя не понял, чего этому покрытому синими узорами доходяге от него нужно.
– Пошевеливайся.
Поняв, что от него ждут, Женя, тут же рассвирепев, прорычал:
– Пошёл в пиз*у, сука.
Гроб, готовый к подобному развитию событий, с места в карьер прописал непонятливому пациенту болезненные процедуры. Схватив борова за жирный загривок левой рукой, вор застучал правым кулаком по сальному блину его хавальника. Выдав пулемётную очередь, он стащил потрясённого, кровоточащего Женю с койки, попутно угощая ударами острых коленок, на пол. Душитель вознамерился встать, что стало для него второй роковой ошибкой за это утро. Ногами Гроб действовал не менее удачно, чем руками. Потерявший сознание мешок с дерьмом Гроб оттащил за шиворот к очку, оставив там лежать, уткнувшись лицом в вонючую дыру. Преподанный вором урок усвоили все. Кто-то струхнул, кто-то затаил злобу, но никто не рискнул вякнуть вслух что-то против. В самом деле, кому какое дело до этого Жени? Хрен с ним. Злорадство от просмотренного маньяками представления довлело над всеми остальными испытываемыми ими в момент избиения паркового душителя чувствами. Нажрись говна и сдохни.