Стальной Кваки - стр. 26
– Ничего. Ты поможешь или нет?
– Млять.
Егора опять понесли. Что-то где-то щёлкало. Толчок, ускорение, тошнота…
Сколько прошло часов-дней-лет (?) Егор не знал. Последнее, что он запомнил, сирену, включённую полицейским. Под этот визгливый аккомпанемент Егор въехал в царство теней, а сейчас его оттуда выбросили прямо в яркий голубой свет. Спрашивать себя было бесполезно, на вопрос – «Где я?» – Егор ответить не мог. Пока не рассеялся туман, он представлял, что парит в пустом пространстве, наполненном голубым светом, а когда способность видеть к нему стала возвращаться, понял, что, всего-навсего, лежит в светлой больничной палате, выкрашенной в небесно-голубой цвет. В палате Егор прибывал ни один: девушка в бирюзовом халатике и шапочке поливала цветы на подоконнике. С трудом поворачивая голову (от лечебных пут распорок, растяжек, штырей, повязок и гипса, свободным оставалась одна шея), он огляделся вокруг. Белая кровать, слева стоит шкаф с приборами, от которого к Егору тянуться провода и трубки; справа – белая тумбочка, а на ней – маленькая статуэтка весёлого, улыбающегося лягушонка в шляпке канотье. Казалось бы, Егор должен был сосредоточиться на длинноногой девушке, но нет, эта зелёная, керамическая фигурка приковала всё внимание пациента.
– Ва х вахе ээ, – он хотел сказать: «Что это?» – а вместо этого из его пересохшего горла непослушный язык, разучившийся правильно двигаться, вытолкнул несколько нечленораздельных звуков.
Медсестра, услышав исходящие от койки пациента хрипы, оставив цветы в покое, повернулась.
– Ой. Проснулся, – после слова «проснулся» внутри черепушки Егора зажглась аварийная лампочка. Его уже спрашивали об этом, только не таким милым голоском и в другом, пахнувшем не утренней свежестью, а мазутом, месте. Клещёва передёрнуло от нахлынувших воспоминаний. – Вы что-то сказали?
Со второй попытки Егору, собравшись с силами, удалось, справившись с языком, безбожно хрипя и посвистывая старым худым чайником, произнести:
– Шшшто ххрэто?
Девушка наморщила лоб. Сделавшись на секунду серьёзной. Для полной картины строгой учительницы ей очков на веснушчатом, вздёрнутом пуговкой носике не хватало. Её белое личико осветилось улыбкой, морщинки на лбу разладились.
– А-а, вы про нашего Кваки спрашиваете? Это символ нашей клиники, – как будто с гордостью ответила медсестра.
– Захррчем?
– Что – зачем? – опять не поняла девушка, но, быстро сориентировавшись, объяснила: – Он симпатичный, а директор говорит, что лягушки очень выносливые и жизнелюбивые. Пример для всех наших непременно выздоравливающих пациентов, – последнюю фразу медсестра проговорила несколько торопливо, так, что стало понятно, что она её заучила. – Ой. Что же я стою. Мне доктор сказал, сразу ему доложить, как вы проснётесь. Ну, я побежала.