Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2 - стр. 58

. Сергей Нечаев (1847–1882), сын крепостного и основатель тайного общества «Народная расправа», в 1871 году заявил: «Нравственно все, что способствует торжеству революции, безнравственно все, что мешает ему» [231].

Так под влиянием Ладо начался путь будущего диктатора в революцию; эти годы (1898–1903) вместили в себя его работу в качестве агитатора и просветителя рабочих, выбор кровавой конфронтационной стратегии при проведении первомайской демонстрации в Тифлисе, создание нелегальной марксистской типографии, соперничавшей с легальной, обвинения в провоцировании полицейской резни и в расколе партии в Батуме, долгое и тягостное тюремное заключение на западе Грузии, тайное пресмыкательство перед кавказским генерал-губернатором, недолгую ссылку в морозной Сибири, подозрения в сотрудничестве с полицией, жизнь в бегах. Джугашвили, этот набожный мальчик из Гори, почти в мгновение ока перешел от проноса книг Виктора Гюго в Тифлисскую семинарию к участию – пусть даже на абсолютно вторых ролях – в глобальном социалистическом движении. Причиной этого главным образом была не какая-то присущая Кавказу культура беззакония, а царившие в Российской империи глубочайшая несправедливость и репрессии. Юные горячие головы с готовностью вступали в открытое противоборство с режимом, воображая, что они измеряют глубины непреклонности самодержавия. Однако вскоре этот воинственный, рискованный подход был взят на вооружение даже теми социалистами-марксистами, которые долго выступали против этого – такими людьми, как Жордания и Джибладзе с их журналом «Квали». Царская политическая система и условия, сложившиеся в империи, подталкивали к воинственности. На Кавказе, как и в империи в целом, левые обычно перескакивали этап агитации за создание профсоюзов – которые оставались в России под запретом намного дольше, чем в Западной Европе, – и переходили сразу к насильственному свержению репрессивного строя [232].

Даже официальные круги выражали озабоченность (во внутренней переписке) существованием мощных источников бунтарских настроений: жестокость фабрично-заводского режима переступала всякие пределы; помещики и их управляющие обращались с освобожденными крестьянами как с рабами; при этом любые попытки исправить эту ситуацию преследовались как измена [233]. «Сперва ты убеждаешься в том, что существующие условия негодны и несправедливы, – впоследствии убедительно объяснял Сталин. – Потом ты решаешь сделать все, что в твоих силах, чтобы их исправить. При царском режиме любая попытка чем-нибудь реально помочь народу ставила тебя вне закона; тебя начинали преследовать и травить как революционера»