Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2 - стр. 52

. Жордания и его сторонники выступали против нелегального журнала, опасаясь того, что он подставит под удар и их легальный журнал. Когда Джугашвили написал статью, в которой критиковал «Квали» за его явную покорность и бездействие, Жордания и редакторы журнала отказались ее печатать. До Джибладзе и Жордании дошли слухи, что Джугашвили у них за спиной ведет агитацию против «Квали» [195]. Но вне зависимости от личной неприязни, на кону стояли реальные тактические разногласия: будущий Сталин в унисон с Ладо требовал, чтобы марксистское движение перешло от просветительской работы к активным действиям. Ладо подал пример, 1 января 1900 года организовав забастовку кучеров городской конки. Кучера зарабатывали за тринадцатичасовой рабочий день по 90 копеек, причем часть этой суммы отбиралась у них в виде сомнительных «штрафов». Их отказ работать ненадолго вызвал паралич в столице и привел к повышению окладов. Тем самым рабочие продемонстрировали свою силу. Однако, как отмечали Жордания и Джибладзе, имелся здесь и риск. Один из служащих конки донес на Ладо и тот в середине января 1900 года едва ускользнул от тифлисских жандармов, сбежав в Баку [196]. В том же месяце Джугашвили был впервые арестован. Несколькими неделями ранее ему как раз исполнился 21 год, что означало совершеннолетие.

Формально его обвиняли в том, что его отец Бесо не уплатил положенных налогов в Диди-Лило, селе, которое Бесо покинул более тридцати лет назад, однако по бумагам продолжая числиться его жителем. Джугашвили оказался в камере Метехской тюрьмы – стоявшей на утесе, мимо которого он проходил в 11-летнем возрасте по пути на фабрику Адельханова, где работал вместе с отцом. Судя по всему, Михо Давиташвили и прочие друзья собрали деньги и выплатили за Бесо его недоимку, после чего Джугашвили вышел на свободу. Из Гори приехала Кеке, настояв на том, чтобы какое-то время пожить вместе с ним в его комнате в обсерватории, – и тем самым поставила его в неудобное положение. Она «жила в постоянном волнении за сына, – вспоминала их соседка и дальняя родственница (Мария Китиашвили). – Я хорошо помню, как она приходила к нам и плакала о своем дорогом Сосо: где-то он сейчас, не забрали ли его жандармы» [197]. Вскоре полиция установит слежку уже за самой Кеке и будет время от времени вызывать ее на допросы. Остается неясным, почему жандармы не арестовали Бесо, который жил в Тифлисе (Иосиф время от времени получал от отца сапоги кустарного изготовления) [198]. Неясно и то, почему Джугашвили не был арестован и за свой долг государству, которому он не вернул выплаченную ему стипендию. Не стоит сбрасывать со счетов полицейскую некомпетентность. Но арест за долги Бесо производит впечатление предлога, предупреждения юному радикалу или, возможно, маневра с целью пометить его: Джугашвили был сфотографирован для полицейской картотеки. Он вернулся на работу в обсерваторию, но вместе с тем продолжил нелегальное чтение политических лекций и оставался под надзором. «По агентурным сведениям Джугашвили социал-демократ и ведет сношения с рабочими, – отмечали в полиции. – Наблюдение показало, что он держит себя весьма осторожно, на ходу постоянно оглядывается»