Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2 - стр. 14
Человек, впоследствии ставший Сталиным, был детищем как русских имперских гарнизонов в Грузии, ради которых его отец перебрался в Гори и стал сапожником, так и имперских администраторов и церковников: насаждавшаяся ими русификация позволила ему получить образование, но в то же время невольно дала толчок к затронувшему Грузию в конце XIX века национальному пробуждению, которое тоже оказало на него мощное влияние [29]. Впоследствии маленький сын Сталина поведает своей старшей сестре, что их отец в молодости был грузином – и это было правдой. «Цвети, о Грузия моя! / Пусть мир царит в родном краю! / А вы учебою, друзья, / Прославьте родину свою!», – писал 17-летний Джугашвили в одном из своих ранних романтических стихотворений на грузинском («Утро») [30]. На протяжении первых 29 лет жизни он публиковался только на грузинском языке. «Он исключительно чисто говорил по-грузински, – вспоминал один человек, встречавшийся с ним в 1900 году. – У него был четкий выговор, а в беседах он обнаруживал живое чувство юмора» [31]. Вообще говоря, Сталин оказался плохим грузином, по крайней мере по стереотипным критериям: он не был рабом чести, не отличался бескомпромиссной верностью своим друзьям и семье, не помнил старых долгов [32]. В то же время Грузия была пестрым в языковом отношении краем и будущий Сталин владел разговорным армянским. Кроме того, он увлекался эсперанто (искусственно созданным международным языком), учил немецкий (родной язык левых), но так и не овладел им, и пытался читать Платона на греческом. Но в первую очередь он освоил язык империи – русский. В итоге миру явился молодой человек, наслаждавшийся и афоризмами национального грузинского поэта Шота Руставели («Недруга опасней близкий, оказавшийся врагом»)