Сталин. Цена успеха, феномен пропаганды - стр. 56
Когда мы вернулись в июле из-за границы, нам рассказывали, что Фрунзе сильно болеет и что ему очень повредили ушибы, полученные при автомобильной катастрофе. Это было на шоссе около санатория «Узкое». Он вылетел и со всего размаха ударился о телеграфный столб. Многие подозревали злой умысел в этой катастрофе. С тех пор он не поправлялся. Жил долго в Крыму, так как жена его в чахотке и севера даже летом не переносит. Его одного только недавно привезли в Москву и после ряда консилиумов решили делать операцию. Мы слышали, что в этом решении был нажим от кого-то из властей. Судя по официальным бюллетеням, выпотрошили его настолько основательно, что, конечно, жить он не мог. А между тем, мы видели нескольких врачей, которые утверждают, что без операции он еще мог бы жить долго… Какой ужас. Какая трагедия…
Надежда Брусилова-Желиховская, 6 ноября 1925 года
Жена генерала Брусилова своими дневниковыми записями, относящимися к тому и более позднему времени, вольно или невольно показывает, как художественное произведение превращается в достоверное историческое свидетельство против Сталина: «Необразованный кинто, тупой, упрямый грузин, связанный с Фрунзе старой партийной работой и любивший его как товарища. Судя по рассказу Пильняка, он тяжело пережил эту смерть. Пожал его мертвую руку, сказал: “Прощай, брат” и помчался со страшной скоростью в машине за город, чтобы забыться, заглушить совесть, привести свои мысли в порядок…»
При этом парадоксально, однако, в тексте Пильняка нет прямого указания на то, что именно «негорбящийся человек» каким-то образом способствовал подобному исходу. Он, получив новость о смерти соратника, реагирует сдержанно, но все же недвусмысленно – «мы виноваты…», явно горюет над мертвым товарищем, хотя и, выплеснув эмоции, возвращается к своим делам. Впрочем, при желании можно усмотреть исполнителя тайных приказов в слегка зловещей фигуре «хлороформиста», то есть анестезиолога. Поведение профессоров, участников консилиума, утром перед операцией вообще могло бы навести на мысль, что смерть Гаврилова – результат происков «контриков» в белых халатах. «…А страшная фигура этот Гаврилов… – Да-да-да, батенька, знаете ли, большевик, знаете ли, ничего не поделаешь». Или:
«Это тот, который, – сказала Екатерина Павловна, – который… ну, в большевистских газетах… ужасное имя!»
Однако чему-то такому, носившемуся тогда в воздухе, «Повесть непогашенной луны» явно соответствовала, раз журнал с ней изъяли из продажи на третий день после выхода. Повесть посвящена Александру Воронско-му, существует мнение, что этот писатель и сторонник Троцкого был как раз тем, кто подал Пильняку идею произведения. Причем он входил в комиссию по организации похорон Фрунзе.