Срок годности. Сборник экологической прозы о человеке и планете - стр. 35

Вечером был папа, и Агата сказала ему, что больше не хочет ходить в свою школу, а хочет ходить в коленастину. Обычно папа был подсушенный, безмышечный и бескровный, он напоминал Агате живую ель в конце марта, которую так и не вытащили из дома. Папа, как и мама, уставал и поэтому никогда не кричал. А тут закричал. Я знаю, что ты прогуливаешь художку, ругался папа. А еще классная сказала, что ты взяла труп кота и куда-то его понесла, ругался папа. Вместе со своими дебильными друзьями! Папа почти орал. Вы там что, чучела делаете? Опыты проводите? Может, сами убиваете?

Папа навсегда, совершенно, бесповоротно запретил Агате ходить к коленасте, а еще сказал, что со следующей недели у Агаты будет няня, хотя она и с трудом втискивается в бюджет. «Твое будущее почти загублено, – папа говорил уже тихо. – Без гувернантки нам никак». Тогда внутри Агаты осыпался весь бетон, до песчинки. Она начала швырять по сторонам, не в папу, а просто, пульт от телевизора, стеклянную вазу, «Гарри Поттера», «Таню Гроттер», вилку, учебник по математике, ручку – все подряд, и швыряла до тех пор, пока все ее тело не обнял папа. Агата успокоилась, и тогда папа вложил ее, неумытую, в гостевую кровать на первом этаже. Через несколько минут Агата услышала, как он кому-то звонит. «Я больше не разрешаю своей дочери ходить к вам в гости и дружить с вашими детьми, – говорил папа. – Прошу понять, что у нее другие интересы и цели в жизни». Потом папа вошел в комнату, где лежала Агата, и спросил, хочет ли она в свою кровать. Агата ничего не ответила, и папа ушел.

Агата не спала, но и не двигалась, не свое одеяло давило сверху, не свой матрас давил снизу, она вся была как ежиный блин, только с вытекающей из глаз водой. Пришла мама, и Агата услышала, как папа сказал, что вложил ее в гостевую кровать, чтобы скорее успокоить и не тащить на второй этаж. Четыре родительские ноги застучали по лестнице, тогда Агата смогла выкрутиться из давления и сползти на пол. Она открыла окно, выковыряла комариную сетку, встала на подоконник и прыгнула в траву. В их огороде не росло ничего съедобного, а земля была каменно-твердой, так что ногам сделалось больно. Агата решила специально замерзнуть, чтобы заболеть и не идти завтра в школу, а может быть, даже умереть. Она легла в подмоченную траву и увидела небо. Такое небо. Ониксовое, как камень на уроке природоведения, высоченное, как миллион гор, и живое, шевелящееся, подмигивающее Агате всеми звездами, кучками и полосками звезд. А что, если это не звезды, а самый светлый свет, такой сильный, что проделывает дырки в ониксовом небе. Что, если небо окажется просто решетом. Вдруг небо когда-нибудь совсем продырявится, и я увижу самый светлый свет. Агата заулыбалась этой фантазии, подумала, что надо не забыть рассказать про нее коленасте, и снова заплакала. От слез мерзли щеки, ступни уже болели и, наверное, собирались отколоться, спина насовсем прилипла к земле. Агата поняла, что очень хочет попи́сать. Она еле-еле оторвала спину от земли и села. В Агатином кармане вдруг дрогнул телефон.