Средний пол - стр. 2
Немногим больше обувной коробки, шкатулка была вырезана из оливы и закрывалась оловянной крышкой с мелкими дырочками, украшало крышку изображение неизвестного святого. Лицо святого стерлось, зато пальцы его правой руки были воздеты, словно он благословлял багряное, самоуверенного вида тутовое деревце. Насладившись созерцанием этого ботанического экземпляра, Пункт Одиннадцать вытащил шкатулку из-под кровати и открыл ее. Внутри лежали два свадебных венца, сплетенных из морского каната и перевившихся, как змеи, и две длинные косы, обвязанные рассыпающимися черными лентами. Пункт Одиннадцать ткнул косу указательным пальцем. Но как раз в этот момент закричал один из попугаев – мой брат подскочил, закрыл шкатулку, сунул под мышку и понес вниз Дездемоне.
Она по-прежнему стояла в дверном проеме. Взяла у него шкатулку и вернулась на кухню; и тут Пункт Одиннадцать рассмотрел присутствовавших там женщин, которые теперь молчали. Они посторонились, пропуская Дездемону, так что посередине кухни осталась только моя мать. Тесси Стефанидис сидела, откинувшись на спинку кресла, придавленная своим огромным, туго натянутым беременным животом. На ее раскрасневшемся лице было написано выражение счастливой беспомощности. Дездемона поставила шкатулку на стол и сняла крышку. Покопавшись под свадебными венцами и косами, она достала серебряную ложечку, не замеченную Пунктом Одиннадцать, и привязала к ее черенку тесемку. Наклонилась и начала раскачивать ложку над раздутым животом мамы. Ну, заодно и надо мной.
До этого момента Дездемона славилась своими неслыханными результатами – двадцать три верных прогноза. Она знала, что Тесси будет Тесси. Она предсказала пол моего брата и моих четырех классически названных кузенов и кузины – Сократа, Платона, Аристотеля и Клеопатры. Но дети, пол которых она отказывалась определять, были ее собственные: считалось дурной приметой проникать в тайны своего чрева. Зато чрево моей матери она исследовала абсолютно бесстрашно. Ложка помедлила и начала раскачиваться с севера на юг – это означало, что я буду мальчиком.
Сидя на стуле расставив ноги, мама попыталась улыбнуться. Она не хотела мальчика. У нее уже был сын. К тому же она была настолько уверена в рождении дочери, что уже выбрала ей имя – Каллиопа. Но когда бабушка изрекла по-гречески: «Мальчик!», ее крик пронесся по коридору и долетел до гостиной, где мужчины спорили о политике. И моя мать, услышав его, многократно повторенное, стала сомневаться.
Однако когда этот крик достиг слуха моего отца, он вошел в кухню и сообщил своей матери, что на этот раз ее ложечка ошибается.