Средневековая Европа. Восток и Запад

См., например: Bouchard СВ. Consanguinity and Noble Marriages in the Tenth and Eleventh Centuries // Speculum. 1981. Vol. 56. No. 2. P. 268–287.

Как в римском, так и в германском счете запретными оказывались по крайней мере шесть первых степеней кровного родства, но при германском способе исчисления под эти запретные степени подпадал куда более широкий круг родичей. Однако вопрос о том, насколько часто в интересующую нас эпоху при заключении династических матримониальных союзов привлекалась именно германская система генеалогических исчислений, остается открытым. Есть основания полагать во всяком случае, что зачастую в браках европейских династов использовался более льготный римский счет, который использовали в Византии и на Руси.

См. подробнее: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. К уточнению семантики древнерусского «свататися» / «сватитися» и «сват(ь)ство» (историко-филологический этюд) // Die Welt der Slaven. 2013. Jg. 58. Heft 2. S. 308–325.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 658.

«Запрещается же сочетаться браком тем ‹…›, кто считается состоящим друг с другом в кровном родстве, то есть родителям с детьми, братьям с сестрами и их детям, так называемым двоюродным братьям и их детям и только» (Эклога: Византийский законодательный свод VIII века / вступ. ст., пер., коммент. Е. Э. Липшиц. М., 1965. С. 54. Титул 2, § 2. (Памятники средневековой истории народов Центр, и Вост. Европы); Византийская книга эпарха / вступ. ст., пер., коммент. М. Я. Сюзюмова. Рязань, 2006.

См. подробнее о 6-й степени родства в византийском брачном праве: Zhishman J. von. Das Eherecht der orientalischen Kirche. Wien, 1864. S. 238–241.

О запрете таких браков см. подробнее: Ibid. S. 241–252.

См.: Бенешевич В. Н. Древнеславянская Кормчая XIV титулов без толкований / подгот. к изд. и доп. Ю. К. Бегуновым, И. С. Чичуровым и Я. Н. Ща-повым; под общ. рук. Я. Н. Щапова. Т. II. София, 1987. С. 190–191. Гл. XXXIV; Zhishman J. von. Op. cit. S. 243. Ср. также в связи с этим ответы митрополита Иоанна черноризцу Иакову (1080-е годы): «А ѥже. г. ѥѥ брата чада поимають, аще и внѣшнии законъ повелѣваѥть, но и симъ дастьсѧ ѥпитемьӕ, полезноѥ церкви и вѣрнымъ. Иже со. в. ю брата чадою совокуплѧѥтьсѧ, аще не по-слушають розно разитисѧ, въ свершеноѥ ѿлучатьсѧ осуженьѥ» (РИБ. Т. VI. Стб. 12. 23). Таким образом, тот, кто вступает в брак с отпрыском троюродного брата (родство в 7-й степени), подлежит церковному покаянию, хотя союз этот не противоречит «внешнему» (светскому?) закону. Брак же с родственником в 5-й степени подлежит расторжению, а его участники – полному отлучению от церкви.

В нашем распоряжении есть весьма выразительный пример, демонстрирующий, что и в конце XII столетия по прямому настоянию императора мог быть заключен брак между представителями правящего дома, состоявшими в 6-й степени родства, однако такое действие ни в малой степени нельзя было назвать заурядным – оно требовало особой санкции светских и духовных институций, вызывало весьма неоднозначные оценки в Сенате и привело к прямому конфликту с патриархом Феодосией, закончившемуся его добровольным удалением с престола. Речь идет о достаточно скандальном браке, устроенном по инициативе императора Андроника Комнина. Андроник (который, кстати, прежде чем сделаться императором, некоторое время, как известно, провел на Руси, у галицкого князя Ярослава Владимировича Осмомысла, ср.: ПСРЛ. Т. П. Стб. 524) женил Алексея, внебрачного сына покойного императора Мануила, на собственной незаконнорожденной дочери Ирине. Матери брачевавшихся (обе носившие имя Феодора) приходились друг другу двоюродными сестрами, а отцы – двоюродными братьями. Соответственно Алексей и Ирина были троюродными братом и сестрой сразу по двум линиям. Согласно «Истории…» Никиты Хониата, сторонники этого брака утверждали, что родства между лицами, о бракосочетании которых шла речь, не существовало, ибо оба они были плодами незаконных связей, а такие отпрыски законами не признавались в родстве друг с другом. Однако их оппоненты, включая, по-видимому, самого патриарха, смотрели на дело иначе и считали нужным основываться не на законности некогда заключенных союзов, а на самом факте кровного родства (Никита Хониат. История со времени царствования Иоанна Комнина: в 2 т. Т. 1. Рязань, 2003. С. 273–274. Гл. XV). Не исключено, что конфликт усугублялся еще и тем обстоятельством, что оба брачевавшихся были плодами не только незаконных, но и кровосмесительных связей, поскольку мать Алексея приходилась родной племянницей его отцу, императору Мануилу, а мать Ирины – двоюродной племянницей ее отцу, Андронику.

Георгий Акрополит. Летопись великого логофета Георгия Акрополита / пер. под ред. И. Троицкого // Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов; Георгий Акрополит. Летопись великого логофета Георгия Акрополита. Рязань, 2003. Гл. 50. С. 340.

О соответствующей норме, запрещавшей браки в 6-й степени, но дозволявшей в 7-й и 8-й, см.: РИБ. Т. VI. Стб. 143, № 14, § 1; Бенешевич В. Н. Указ. соч. Т. 2. С. 196–201.

Мы сознательно ограничиваем данное исследование рассмотрением браков внутридинастических, т. е. тех, которые планировались в пределах Руси и осуществлялись при участии местного духовенства. Что же касается близкородственных междинастических браков, то они зачастую вызваны к жизни другими интересами и расчетами, не говоря уже о том, что механизмы их регуляции и санкционирования были устроены иначе и заведомо выходили за рамки собственно русской практики и юрисдикции Восточной церкви. Так, матримониальный союз между состоявшими в родстве Болеславом III и Сбыславой Святополковной потребовал, как известно, санкции не только краковского епископа Балдуина, но и папы Пасхалия II (Древняя Русь в свете зарубежных источников: хрестоматия: в 5 т. Т. IV: Западноевроп. источники / сост., пер. и коммент. A.B. Назаренко. М., 2010. С. 176–177), а состоявшееся почти полтора века спустя бракосочетание Василько Романовича с троюродной сестрой было дозволено специальной буллой папы Иннокентия IV (АИ. Т. 1: Выписки из Ватикан, тайного архива и из других рим. библиотек и архивов, с 1075 по 1584 год. СПб., 1841. С. 67, № LXXVI). Поэтому нам представляется целесообразным вначале рассматривать междинастические и внутридинастические браки такого типа по отдельности и лишь затем переходить к их сопоставительному анализу. Данный подход оправдан еще и тем, что, как станет ясно из дальнейшего изложения, с точки зрения хронологии у Рюриковичей междинастические и внутридинастические браки между троюродными находятся в отношениях дополнительной дистрибуции: для второй половины XII в., на которую приходится большинство (если не все) союзов между троюродными внутри династии, столь близкородственные междинастические альянсы нехарактерны.

Скорее всего, сложные изменения в династической матримониальной стратегии не отрицают существования хотя бы некоторых общих принципов организации внутри- и междинастических браков, однако здесь необходим несколько иной уровень соположения доступных нам фактов. Многое в этой области было сделано в работах A.B. Назаренко (Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых и политических связей IX–XII веков. М., 2001. С. 559–584; Древняя Русь и славяне: ист. – филол. исследования. М., 2009. С. 127–146. (Древнейшие гос-ва Вост. Европы)).

Так, один из самых ранних межсемейных союзов Рюриковичей был заключен, по-видимому, между родственниками в 8-й степени – дочь Ярополка Изяславича и ее муж, Глеб Всеславич Минский, были праправнуками Владимира Святого по мужской линии. Что касается их матрилинейной генеалогии, то здесь, как это весьма нередко случается с русскими князьями, наши сведения куда более скудны и неопределенны. Матерью невесты была, судя по всему, Кунигунда, дочь майсенского маркграфа Оттона. О том же, кем была мать жениха, Глеба Всеславича, никаких данных в источниках не сохранилось; маловероятно, однако, чтобы она состояла в близком родстве с Кунигундой, делать же какие-то выводы о ее кровных связях с Рюриковичами не представляется возможным. Ничего не известно и о том, кем была бабка Глеба Всеславича по отцу – хотя она упомянута в летописи, ни имени, ни происхождения полоцкой княгини, родившей сына «от волхвования», мы не знаем. В свою очередь, бабкой невесты по отцу была, без всякого сомнения, польская принцесса Гертруда, дочь Мешко П. Таким образом, близкородственной связи Ярополковны и Глеба через женщин в источниках вроде бы не просматривается. Более того, несмотря на ощутимые лакуны в наших сведениях на сей счет, мы можем признать эти связи крайне маловероятными, ибо они могли иметь место лишь в том случае, если Рюриковичи с самого начала не соблюдали никаких ограничений на близкородственные браки и женились на своих родственницах в 3-й и 4-й степени, что решительно не вписывается в известную нам картину их матримониальной стратегии XI в.

7-я (т. е. допустимая с точки зрения русского княжеского обихода) степень родства была между Ярославом Святополчичем, внуком Изяслава Ярославича, и его женой, дочерью Мстислава Великого, внучкой Владимира Мономаха, которые вступили в брак в 1112 г.: Ярослав был правнуком Ярослава Мудрого, тогда как Мстиславна – праправнучкой. При этом матерью Мстиславны была шведская принцесса Кристина (Христина), не состоявшая в ближайшем родстве с русскими князьями. Относительно происхождения матери Ярослава мнения исследователей расходятся. Возможно, Ярослав, подобно своему брату Мстиславу, был рожден от наложницы. Еще более вероятно, что его мать была законной женой Святополка, однако этот брак не был внутридинастическим, поскольку она была дочерью одного из европейских правителей, по предположению A.B. Назаренко (Древняя Русь на международных путях… С. 576), чешского князя Спытигнева П. Как бы то ни было, и в том и в другом случае едва ли можно обнаружить кровное родство матери Ярослава с Мономашичами. Аналогичным образом дело обстоит и с бабкой Ярослава Святополчича по линии отца, будь то Гертруда или неизвестная по имени наложница Изяслава Ярославича, – она не могла состоять в столь близком кровном родстве с Мономашичами, чтобы это послужило препятствием для женитьбы ее внука.

Подробнее об этом см. ниже.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 509.

Там же. Стб. 317. Ср. также: Там же. Т. I. Стб. 350.

Там же. Стб. 334; т. П. Стб. 438.

Все эти оговорки необходимы потому, что, судя по предполагаемому возрасту Владимира Давидовича, брак с Всеволодковной в 1144/45 г. мог быть для него не первым, хотя никаких данных о его предыдущих или последующих женитьбах в источниках не обнаруживается. Так или иначе, Святослав не мог быть рожден в предшествовавшем браке, так как в противном случае едва ли вдова Владимира могла именоваться матерью Святослава, и уж тем более ее новый муж (подробнее о нем см. ниже) не мог бы называться отчимом молодого князя (ПСРЛ. Т. П. Стб. 501). В то же время весьма маловероятно, что между 1144/45 и 1151 гг. Владимир успел овдоветь, жениться вновь и обзавестись сыном, который уже в 1157 г. был настолько взрослым, что охранял Чернигов и не пускал туда своего могущественного родича Святослава Ольговича (Там же. Стб. 490). Таким образом, факт рождения Святослава от Всеволодковны можно считать не подлежащим сомнению.

Там же. Стб. 317.

Там же. Стб. 284.

В свое время В. Н. Татищев предположил, что отцом этих двух княжон был новгородский и псковский князь Всеволод-Гавриил, сын Мстислава Великого (Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен: в 3 кн. Книга вторая. М., 1773. С. 278), а к Агафье Владимировне они не имеют, таким образом, прямого отношения. Эта гипотеза помогает избежать ряда трудностей, связанных с последующими близкородственными браками ближайших потомков наших княжон (см. о них ниже), однако сама по себе она создает еще целый ряд терминологических и генеалогических проблем и противоречий, на наш взгляд, куда более неразрешимых. Упомянем сперва наименее существенные из них. 1. Обе невесты Всеволодковны оказываются не внучками, а правнучками Владимира Мономаха, однако такое терминологическое смещение (напомним, в летописи они названы внуцѣ), строго говоря, является допустимым для летописного узуса. 2. Именование Всеволода-Гавриила Мстиславича Всеволодком является необычным для летописной традиции, в то время как муж Агафьи назван в сообщении об их браке именно так. Куда более значимы, однако, неувязки генеалогического характера. Всеволод-Гавриил Мстиславич был женат на дочери Святослава Давыдовича Черниговского, который именуется в летописи его тестем (ПСРЛ. Т. III. С. 19, 203). Если бы наши княжны Всеволодковны были дочерьми Всеволода-Гавриила Мстиславича от данного союза, это означало бы, что Владимир Давыдович взял в жены свою внучатую племянницу, т. е. родственницу в 4-й степени, что для XII в. на Руси было бы беспрецедентным нарушением канона. Упоминание о женитьбе Всеволода-Гавриила в летописи находится под 1123 г. (Там же. С. 21, 205). Можно допустить, вслед за В. Н. Татищевым, что это был второй брак князя. Однако, не говоря уже о спорности подобной реконструкции, даже и в этом случае оказывается, что Владимира Давыдовича связывала бы с его супругой Всеволодковной 4-я степень свойства, что также является крайне редким для Рюриковичей нарушением канона.

Таким образом, отцовство Всеволода-Гавриила Мстиславича следует, не сбрасывая со счетов полностью, признать крайне маловероятным.

Разумеется, в 6-й степени родства состояли не только троюродные братья и сестры, но и, например, двоюродная внучатая племянница и кузен ее деда. Однако, если дело касается брачных отношений, наиболее частотна именно возможность союза между троюродными братом и сестрой. Именно такие браки и наблюдались у Рюриковичей в качестве отступления от церковных предписаний.

См.: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Политические интересы vs. матримониальные возможности в династии Рюриковичей XI–XII вв. // Вост. Европа в древности и средневековье: Ранние гос-ва Европы и Азии: Проблемы политогенеза: XXIII Чтения памяти члена-корр. АН СССР В. Т. Пашуто: материалы конф. Москва, 19–21 апр. 2011 г. М., 2011. С. 163–167.

«Тои же зимъi. ѿтудѣ иде на Смоленьскую волость. Изѧславъ и повоевавъ. и тамо много зла створиша. Половци. взѧша дшь боле тмъı а инъıӕ исѣкоша Изѧславъ же ѿтолѣ. посла къ Дюргевичю къ Андрѣевичю испроси оу него дщерь. за сновца своего за Стослава. и испроси оу него помочь» (ПСРЛ. Т. II. Стб. [508]). Ср.: Там же. Т. I. Стб. 350.

«…и посла <Андрей Боголюбский. – А. Л., Ф. У.> к нему сна своего Изѧслава. съ всимъ полком̑ своимъ. и Муромьскаӕ помочь. с нимъ зане пришли бѧху Рускии кнзи на Стослава на Володимирича. и ѡступили бѧху въ Вщижи бьӕшеть же с ними из города. ѡжидаӕ Изѧслава стръӕ своего с помочью. и ѿтъцте своего ѿ Андрѣӕ» (Там же. Т. II. Стб. 508–509).

ПСРЛ. Т. П. Стб. 509; ср. также: Там же. Т. I. Стб. 350. В историографии можно встретить точку зрения, согласно которой была всего одна осада Вщижа, а двукратный рассказ о ней в Ипатьевской летописи связан с тем, что описание этого события было позаимствовано сводчиком из двух разных источников (Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 332–333, примеч. 96 и 97). Предполагается, таким образом, что составитель Ипатьевского свода не опознал в этих двух эпизодах изображение одного и того же военного предприятия, однако такое допущение требует довольно сложных реконструктивных усилий и заметных перестановок при определении хронологической последовательности всех сопутствовавших событий – усилий, на наш взгляд, излишних. Мы полагаем, что в Ипатьевской летописи имеются два описания похода на Вщиж именно потому, что его осада предпринималась дважды при несколько различавшихся обстоятельствах и, что самое существенное, с различными результатами – в первом случае весть о приближавшихся войсках Боголюбского заставила коалицию заключить вынужденный мир и отступить, однако, дождавшись ухода Андреевой помощи, князья вновь взялись за осаду города и в конце концов заставили Святослава Владимировича принять их условия. Подчеркнем, тем не менее, что ни та ни другая трактовка событий под Вщижем не влияет принципиально на интерпретацию военно-политических причин и обстоятельств брака Святослава и дочери Андрея.

В самом деле, Глеб Юрьевич помогал Изяславу Давидовичу еще в ту пору, когда интересы Изяслава и Глебова отца, Юрия, были диаметрально противоположны. Именно из рук Изяслава Глеб, еще не будучи связан с ним узами свойства, получил княжеский стол в Переяславле (ПСРЛ. Т. П. Стб. 476). Лишь позднее, сидя в Киеве и стремясь примириться с Изяславом Давыдовичем, Юрий Долгорукий женил сравнительно недавно овдовевшего Глеба на дочери последнего (Там же. Стб. 482). Какие бы политические цели ни преследовались в устройстве этой свадьбы, она как будто не дает ощутимых результатов ни в ближней, ни в дальней перспективе: по свидетельству летописи, Изяслав очень скоро стал замышлять военный поход против своего свата Юрия (Там же. Стб. 488–489), и лишь смерть Долгорукого нарушила эти планы. Более того, парадоксальным образом брак этот как будто бы навсегда перекрывал канал для военно-политического сотрудничества между тестем и зятем, Изяславом и Глебом, оставляя, впрочем, место для собственно семейной поддержки. Так, Глеб не отказал в приюте теще, жене Изяслава Давыдовича: «кнагини же бѣжа к зати Глѣбови Переiаславлю. и штудѣ ѣха на Городокъ. та на на Глѣбль. та на Хороборъ. та на Ропескъ» (Там же. Стб. 502), – однако он больше никоим образом не помогал тестю во всех перипетиях его борьбы за Киев с потомками Мстислава Великого, не присоединившись при этом и к его противникам. В определенный момент Изяслав почти насильно потребовал от него содействия в военном походе, специально для этого подступив к Переяславлю, но и тогда Глеб отказал ему (Там же. Стб. 514).

ПСРЛ. Т. П. Стб. 525, под 6675 г.

Возможно, что несколько позднее, когда расстановка сил изменилась (не в пользу линии Давыда), Андрей Боголюбский счел нужным породниться и с линией Ольговичей, хотя бесспорными данными на сей счет мы не располагаем. Во всяком случае, в Ипатьевской летописи под 6675 г. обнаруживается следующее сообщение: «Том же лѣ^>т оумре Андрѣевна. за ^Vлгомъ за Стославиче"» (Там же. Стб. 527). В работах по генеалогии Рюриковичей этот брак иногда игнорируется (Baumgarten N. Genealogies et mariages occidentaux des Rurikides russes du X^>е au XIII^>е siecle. Roma, 1927. (Orientalia Christiana; vol. 9; no. 35)), а иногда упоминается очень коротко с различной персональной атрибуцией его участников и, как правило, без какой-либо аргументации в пользу той или иной версии их идентификации. Очевидно, что упомянутый здесь Олег Святославич – это сын Святослава Всеволодича и внук Всеволода Ольговича, хотя иногда муж этой Андреевны ошибочно отождествляется с другим Олегом Святославичем, сыном Святослава Ольговича и внуком Олега Святославича (Донской Д. В. Рюриковичи: Исторический словарь. М., 2008. С. 501, № 314; с. 516, № 342). Однако этот последний Олег был в ту же пору женат на Агафье Ростиславне (ПСРЛ. Т. П. Стб. 524–525, 528) и, таким образом, не мог быть мужем Андреевны.

Кем же была Андреевна? Список кандидатов на роль ее отца достаточно ограничен: она могла быть дочерью или Андрея Боголюбского, или его дяди, Андрея Владимировича Доброго, причем первое куда более вероятно, чем второе. В самом деле, ее муж, Олег Святославич, сын Святослава Всеволодича, появился на свет не ранее 1144 г. (его отец женился в 1143 г., см.: Там же. Т. I. Стб. 310; т. П. Стб. 313), а скорее даже несколько позднее, если Владимир Святославич (как традиционно полагают исследователи) был его старшим братом. Иными словами, он не слишком отличался по возрасту от своего родича, Святослава Вщижского. Соответственно одна из дочерей Боголюбского подходила Олегу и по годам, и по счету поколений, и по соображениям родства и свойства – они были родственниками лишь в 7-й степени, что не противоречило княжеским брачным обычаям, да и свойство между ними было в ту пору достаточно отдаленным. Если же предположить, что женой Олега Святославича была дочь Андрея Доброго, это потребует от нас слишком многих допущений. Во-первых, это был бы еще один брак между родственниками в 6-й степени; во-вторых, чтобы не быть намного старше своего предполагаемого мужа, она должна была бы появиться на свет непосредственно в год смерти своего отца или даже после его кончины в 1142 г. Помимо всего прочего, дочь Андрея Доброго по общеродовому счету оказалась бы на поколение старше своего предполагаемого жениха. Таким образом, тестем Олега Святославича, сына Святослава Всеволодича, был, скорее всего, именно Андрей Боголюбский.

Там же. Стб. 490.

Этим сообщением открывается летописная статья в Ипатьевском своде под 6675 г.: «Оумре Стославъ Володимиричь. въ Вщижи внукъ Двдвъ» (ПСРЛ. Т. П. Стб. 525).

«приде же Изѧславу болши помочь к Бѣлугороду приде бо к нему Башкордъ въ к. тъıсѧчь ѿчим̑ Мьславль . Володимирича. бѣ бо мти его бѣжала в Половци. и шла за нь» (Там же. Стб. 500–501). Правильное написание имени князя («вот-чим Святославль Володимиричя») см.: Там же. Т. XXV. С. 65. Русский князь домонгольского времени не мог жениться на вдове другого русского князя, и потому овдовевшая княгиня, побывавшая замужем за кем-либо из Рюриковичей, вынуждена была оставаться вдовой или выходить замуж за пределами Руси, за представителей иных знатных родов (Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Траектории традиции: Главы из истории династии и церкви на Руси конца XI – начала XIII века. М., 2010. С. 48–55; Они же. Знатная вдова в средневековой Скандинавии и на Руси: Матримониальные стратегии и легенды власти // Предания и мифы о происхождении власти эпохи Средневековья и раннего Нового времени: материалы конф. М., 2010. С. 78–82. (Славяне и их соседи: XXV Конф. памяти В. Д. Королюка)). Чаще такое случалось с иностранками, однако вдова Владимира Давыдовича, как мы постарались продемонстрировать выше, была урожденной Рюриковной, и именно в этом отношении ее случай является уникальным подтверждением общего матримониального правила. Прежде всего весьма характерно, что указание на брак в летописи строится с помощью глагола «бѣжала» – по-видимому, на Руси просто не существовало механизма выдачи вдовы Рюриковича замуж, единственным способом осуществления этой процедуры был уход, бегство.

Вместе с тем для нас не менее любопытно, что княгиня и ее новый муж явно сохранили самые тесные контакты с остававшимся на Руси сыном Всеволодковны от первого брака – Башкорд именуется отчимом Святослава, что, вообще говоря, является своеобразным гапаксом, так как это единственный случай употребления данного термина свойства применительно к князю домонгольской поры в древнейших русских летописях. Что еще более удивительно, весьма тесные союзнические отношения связывали половецкого хана с бывшим деверем его новой жены, дядей Святослава Владимировича Изяславом. Дядя и племянник действовали заодно, но главенствующая роль, разумеется, принадлежала Изяславу и, как видно из приведенного свидетельства, именно ему приводит на помощь свои войска хан Башкорд. Изяславу Давыдовичу в этом случае (как и много раз прежде) помогала и другая, независимая группа половцев (ПСРЛ. Т. П. Стб. 500); вообще говоря, нам представляется весьма вероятным, что он был женат на половчанке, однако это тема отдельного разыскания.

Так или иначе, неправдоподобным в этом свете выглядит допущение Д. Домбровского, согласно которому интересующая нас Всеволодковна могла бежать к половцам и от живого мужа, князя Владимира Давыдовича {Dqbrowski D. Przyczyny i okolcznosci rozpadu ksiaze·cych malzenstw na Rusi w XII–XIII w. // Kwartalnik Historii Kultury Materialnej. 2010. Nr. 3–4. S. 362–363). Невозможно вообразить, чтобы после такого скандального бегства Башкорд и Изяслав, брат оставленного супруга, поддерживали столь близкие дружественные связи. Кроме того, в данном допущении нет решительно никакой нужды и с точки зрения хронологии: Владимир Давыдович, как мы помним, погиб в 1151 г., тогда как упоминание о браке его вдовы с Башкордом отстоит от этого события приблизительно на 7 лет.

Те примеры, когда в летописи мы имеем дело с более подробным описанием сватовства и брака, дают возможность увидеть, что в этой многоступенчатой процедуре задействовалась едва ли не целая система семейных связей, в которую вовлекались кровные родственники и свойственники с обеих сторон. Так, например, в свое время сватом со стороны князя Рюрика Ростиславича, задумавшего женить своего сына Ростислава на дочери Всеволода Большое Гнездо, выступил шурин Рюрика, т. е. брат его жены туровский князь Глеб Юрьевич (ПСРЛ. Т. П. Стб. 658). Свадебный же поезд Верхуславы Всеволодовны возглавили сын не названной по имени сестры Всеволода Яков со своей женой (Там же). Изяслав Мстиславич, взявший жену «изъ Ѡбезъ», отправил старшего сына Мстислава встречать будущую мачеху (Там же. Т. I. Стб. 341; т. П. Стб. 468).

О княжеском решении просить Константинополь о присылке нового митрополита см.: Там же. Т. П. Стб. 503–504, о кончине Константина см.: Там же. Т. I. Стб. 349, а о прибытии митрополита Феодора см.: Там же. Стб. 514–515.

См.: Там же. Стб. 522–523.

Мы можем лишь гадать о том, каковы были причины отказа новгородского архиепископа Нифонта венчать князя Святослава, но зато располагаем точными сведениями и о самом отказе, и о том, каким образом князь пренебрег этим запретом: «В то же лѣто оженися Святославъ Олговиць в Новѣгородѣ, и вѣнцася съ своими попы у святого Николы; а владыка Нифонтъ его не вѣнца, ни попомъ, ни чернцмъ не да на свадбу ити, глаголя: 'не достоить ти ея понята'» (ПСРЛ. Т. III. С. 209).

Неканоничность этого брака отмечается в исследованиях по истории права по крайней мере с середины XIX в. Ср., например: Неволин К. А. Поли, собр. соч.: в 6 т. Т. 3: История российских гражданских законов. Ч. 1: Введение и книга первая о союзах семейственных. Спб., 1857. С. 192, примеч. 658.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 559. В Лаврентьевской и Новгородской первой летописях сообщение о смерти Мстислава Изяславича помещается под 1170 г. (Там же. Т. I. Стб. 362; т. III. С. 33, 222).

Потомство Святослава Ростиславича в источниках не упоминается. Остается предположить, что наследников мужского пола у этого князя не было.

Там же. Т. П. Стб. 562.

Там же. Стб. 682–683.

Едва ли не основным источником семейной истории братьев Мстиславичей в этот временной отрезок является, как известно, фрагмент «Польской хроники» Винцентия Кадлубека. Однако из-за отсутствия в нем дат и крайней скудости имен текст этот весьма труден для интерпретации и верификации. Согласно Кадлубеку, Казимир II (брат Агнешки, матери Романа) нападает на город Берестье, «решив вернуть его первородному сыну своей сестры, неоправданно изгнанному братьями из-за того, что мать, по причине скрытой ненависти, наклеветала, будто он [ей] не сын, а был подложен, когда не было надежды на потомство. Это обстоятельство, хотя и не предрешавшее вопроса, как то было на самом деле, в глазах многих показалось порочащим его имя». На помощь осажденному Берестью приходит «белзский князь Всеволод с князьями владимирскими, с галицкими боярами». Однако Казимир, которому удалось добиться «и города, и победы», ставит в Берестье того князя, которого собирался поставить изначально. «Но спустя совсем немного времени поставленный князь умирает от яда, поднесенного ему своими же. Область умершего Казимир предоставляет владимирскому князю Роману, рассчитывая на ответную уступчивость» (Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. IV. С. 311–313). Обзор различных трактовок данного свидетельства см. в работах: Щавелева Н. И. Польские латиноязычные средневековые источники: тексты, перевод, комментарий / отв. ред. В. Л. Янин. М., 1990. С. 127–129, примеч. 2, 3. (Древнейшие источники по истории Вост. Европы); Dqbrowski D. Genealogía Mscislawowiczów: Pierwsze pokolenia (do poczatku XIV wieku). Kraków, 2008. S. 248–253.

Если не разделять сомнений М. Грушевского в общей достоверности этого известия (Грушевський М. История Украши-Руси в одинадцяти томах, в дванадцяти книжках. Т. II: XI–XIII вiк. Львiв, 1905 (репр.: Кiив, 1992). С. 574–577), то одним из главных предметов обсуждения остается идентификация не названного по имени первородного сына Агнешки. Неопределенность касается сразу двух пунктов: во-первых, был ли он и в самом деле рожден польской княжной, или приведенная здесь загадочная история свидетельствует о том, что он был незаконнорожденным сыном Мстислава и появился на свет вне этого брака; во-вторых, возможно ли отождествить его с кем-либо из упомянутых в летописи сыновей Мстислава (в таком случае наиболее вероятной кандидатурой оказывается Святослав Мстиславич), или от такого отождествления за недостатком сколько-нибудь надежных данных следует отказаться. Последний путь в свое время избрал О. Бальцер, полагавший, что нет никаких надежных оснований считать Святослава первенцем Агнешки (Balzer О. Genealogfa Piastów. Krakow, 2005. S. 321–322). Вместе с тем ряд современных исследователей идентифицируют князя, посаженного в Берестье, как Святослава Мстиславича, и в то же время, буквально следуя источнику, считают его законнорожденным сыном Агнешки, признавая за ним, таким образом, полноправное старшинство среди братьев Мстиславичей (из последних работ, где сформулирована именно эта точка зрения, см. комментарии A.B. Назаренко в кн.: Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. IV. С. 311–312, примеч. 100, 101, 106 и выводы Д. Домбровского в кн.: Dqbrowski D. Genealogía Mscislawowiczów… S. 248–253). Очевидно при этом, что, не ставя под сомнение показания источника о законном происхождении посаженного в Берестье князя, нет оснований сомневаться и в истинности слов Кадлубека о том, что смерть этого Мстиславича последовала незамедлительно за вокняжением на берестейском столе.

Баумгартен H.A. Вторая ветвь князей Галицких. Потомство Романа Мстиславича // Летопись ист. – родослов. о-ва в Москве. Вып. 1 (17). М., 1909. Сб.

Dqbrowski D. Rodowód Romanowiczów ksiazat halicko-wolynskich. Poznan, 2002. S. 29–30. (Biblioteka Genealogiczna. T. 6).

Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. IV. С. 311 и примеч. 100. См. также сн. 42 в наст. гл.

Напомним, что под сомнение ставилось практически все – подлинность самого рассказа, его хронологическая приуроченность, связь с Берестьем, законное происхождение упоминающегося здесь княжеского первенца, его отождествление со Святославом Мстиславичем и т. д.

См. подробнее: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в Х-XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. Гл. III: Стрыи и сыновцы: о наречении племянника именем живого дяди. С. 71–110. (Тр. по филологии и истории).

Если принимать буквально свидетельство Кадлубека, то, видимо, она желала обеспечить как можно больше привилегий именно Роману, объявляя другого своего отпрыска незаконным. Тем больше уверенности, что Агнешка не препятствовала заключению выгодного для Романа брака.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 627–628, под 6690 г. Относительно датировки 1183 г. см.: Бережков Н. Г. Указ. соч. С. 195.

Обратим внимание, что сообщение о браке двух сыновей Святослава Всеволодича, Глеба и Мстислава, открывает ту погодную статью в Ипатьевской летописи, где мы обнаруживаем первое упоминание митрополита Никифора П.

См.: ПСРЛ. Т. П. Стб. 687–688.

См.: Там же. Т. I. Стб. 407; т. П. Стб. 658.

См.: Там же. Т. I. Стб. 390–391; т. П. Стб. 629–630. Как известно, в Лаврентьевской летописи действия митрополита трактуются таким образом, что он противился рукоположению княжеского кандидата Луки, поскольку уже поставил другого епископа, Николая Гречина, за плату («на мьздѣ»). Если допустить, что перед нами не тенденциозность источника, а отражение действительного положения дел, то толерантность святителя в деле заключения неканонических браков предстает в несколько ином свете и оказывается чрезвычайно легко объяснимой.

Текст летописного сообщения не оставляет никаких сомнений в том, что поставление свершилось по воле князя: «Того же лѣ^>т престависѧ еп^>спъ Бѣлогородьскии Максимъ. Рюрикъ же в него мѣсто постави еп^>спмъ ища своего дхвнаго игоумена стго Михаила. Андрѣiана Въiдобъiчиского» (Там же. Стб. 666). Мы знаем также, что позднее митрополит Никифор специально приезжал в Белгород, чтобы участвовать вместе с Андрианом в освящении церкви, выстроенной Рюриком, который также присутствовал на торжествах с женой и детьми (Там же. Стб. 706). Сам же Андриан приезжает в Киев, чтобы освятить с митрополитом церковь, возведенную Рюриком-Василием во имя своего патронального святого (Там же).

Об обстоятельствах распада этой княжеской четы см.: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Насильственный постриг княжеской семьи в Киеве: От интерпретации обстоятельств к реконструкции причин // Средневековая Русь. 2012. Вып. 10. С. 135–169.

Тот факт, что все дети Рюрика были рождены в браке именно с Анной, давно не вызывает сомнений у исследователей. Хотя в источниках она не именуется напрямую матерью кого-либо из них (такие указания, как известно, достаточно редки для древнейших русских летописей), именно Анна названа бабкой Евфросинии Измарагд, дочери Ростислава Рюриковича (ПСРЛ. Т. П. Стб. 708; там же как тетка новорожденной княжны охарактеризована Предслава Рюриковна). Более подробную аргументацию, устанавливающую связь Анны Юрьевны с ее детьми, см., например, в работе: Dqbrowski D. Genealogía Mscislawowiczów… S. 418–419.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 567.

Там же. Стб. 522.

Там же. Т. I. Стб. 353; т. П. Стб. 532.

Там же. Стб. 527–529.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 527, под 6675 г.

Судя по летописным сообщениям, Рюрик был весьма близок с братьями жены. Двух из них он хоронит в Киеве в Михайловском Златоверхом монастыре, построенном их прадедом Святополком-Михаилом: «Престависѧ кназь Стополкъ снъ Гюргевъ. шюринъ Рюриковъ. м^>сца. априлѧ. въ. Ѳi. днь. и положенъ бъi^>с во цркви стго Михаила. Златовѣрхаго» (Там же. Стб. 665), – с этим князем Рюрик ходил в военные походы в пору юности, не только до женитьбы на его сестре Анне, но еще до своего первого брака с половецкой княжной (Там же. Стб. 521); «Toe же зимъi престависА блговѣрнъш кназь Глѣбъ Тоуровьски шюринъ Рюриковъ. снъ Гюргевъ м^>сца марта. и привезоша и в Къiевъ. и стрете и митрополитъ Киевьскыи. игоумени вси. и кнзь великыи Рюрикъ Къiевъскыи и тако проводиша со шбъiчнъiми пѣ^>сми. и пожалова Рюрикъ шюрина своего. бѣ бо любимъ емоу. и спрАтавше тѣло его. положиша во цркви стго Михаила Златовѣрхого» (Там же. Стб. 694). Характерно, что свойство Глеба Юрьевича с киевским князем Рюриком упомянуто здесь перед указанием на то, что покойный был сыном Юрия Ярославича.

В то же время и для самого Рюрика свойство с турово-пинскими князьями, судя по частоте его упоминания в летописи, играло довольно существенную роль. Именно Глеб Юрьевич в свое время ездил сватом к Всеволоду Большое Гнездо, обустраивая брак своего племянника Ростислава, сына Рюрика (Там же. Стб. 658). Сам Рюрик с сыном Ростиславом гостил в Пинске у своей тещи и шурьев, на свадьбе еще одного брата своей жены, Ярополка: «Ростиславъ же ‹…› в борзѣ еха къ шцю въ Вроучии. шць бо кго бАше пошелъ на Литву и бъi^>с в Пинески оу тещи своей и оу шюрьи своей тогда бо бАше свадба. Мрополча…» (Там же. Стб. 672).

В качестве еще одного (но косвенного) доказательства связи детей Рюрика с турово-пинскими князьями исследователи приводят летописное сообщение о том, что Роман Мстиславич Галицкий в ту пору, когда его брак с Предславой Рюриковной был еще в силе, потеряв Галич и отправившись за помощью в Польшу, «женоу поусти во Вроучiи. с Галичанъками. на Пинескъ» (Там же. Стб. 661).

ПСРЛ. Т. П. Стб. 317, под 6652 г.

См. выше примеч. 33.

Привлекательность высокого династического статуса жениха или невесты в данном случае не являлось столь очевидной причиной брака между троюродными, как, например, в матримониальной истории Романа Галицкого или Святослава Вщижского, хотя, разумеется, полностью сбрасывать ее со счетов не следует. В самом деле, отец Рюрика умер киевским князем, поэтому для родни его невесты, туровских правнуков Святополка Изяславича, этот союз был предприятием достаточно многообещающим, однако нечто подобное можно сказать едва ли не о большинстве внутридинастических браков русских князей в XII столетии. Рюрик, помимо всего прочего, не был старшим сыном, более того, ко времени женитьбы он далеко уступал по положению в династии и реальным властным возможностям своему кузену Мстиславу Изяславичу.

ПСРЛ. Т. I. Стб. 323, 326; т. П. Стб. 388, 392.

Заметно позднее Юрий Долгорукий отправил именно Юрия Туровского на Мстислава Изяславича, сына Изяслава Мстиславича (Там же. Т. I. Стб. 345; т. П. Стб. 479). Впоследствии целое объединение князей затеяло военные экспедиции, пытаясь отнять у Юрия Ярославича Туров, но не преуспело в этом (Там же. Стб. 491–492, 510). Непосредственным участником одной из таких экспедиций был и молодой Рюрик Ростиславич.

Любопытно, что первый брак Рюрика Ростиславича состоялся на следующий год после заключения мира с Юрием Ярославичем, однако, как мы помним, отец женил его на половецкой Белуковне, а отнюдь не на туровской княжне. Возможно, такое предпочтение объясняется большей важностью перемирия с половцами или тем, что ни одна из незамужних дочерей Юрия не вошла еще в брачный возраст. Не исключено, однако, что при жизни отцов женитьба сына киевского князя на троюродной сестре казалась неприемлемой.

Своеобразный сбой в отношениях с турово-пинскими свойственниками впервые произошел, по-видимому, лишь в ту пору, когда братья Анны уже сошли со сцены и Туров принадлежал ее племянникам, Святополчичам, а сама она пребывала в великой схиме (Там же. Т. I. Стб. 429).

Там же. Т. П. Стб. 624–625. О дате см. также: Бережков Н. Г. Указ. соч. С. 201.

Иначе говоря, союз устанавливался в первую очередь «по горизонтали», между родителями жениха и невесты, а не между старшим и младшим свойственниками (как это было в случае с Рюриком и Романом Мстиславичем). Характерно, что Глеб Святославич всегда оставался под покровительством своего отца Святослава и сравнительно редко пользовался непосредственной поддержкой своего тестя Рюрика. При столкновении интересов Рюрик явно отдавал предпочтение другому своему зятю, Роману, и не способствовал возвышению Глеба. Помимо всего прочего, отношения свойства между Рюриком и Глебом гораздо реже актуализируются в летописи с помощью специальных терминов (тесть, зять), тогда как Рюрик и отец Глеба Святослав регулярно именуются сватами (подробнее см. примеч. 75 на с. 62).

Приведем соответствующую схему:

ПСРЛ. Т. П. Стб. 624.

Мы имеем в виду эпизод, когда князья лютой зимой преследовали половцев, разорявших черниговские земли, и Ярослав Всеволодич (родной брат интересующего нас Святослава) не захотел идти далее, тогда как Рюрик призывал воспользоваться чрезвычайно удобным случаем и напасть на неприятеля, находившегося всего в полудне пути, причем предлагал своему свату совершить такой бросок вдвоем, даже если остальные князья не решатся на это («…брате и сватоу. намъ бъıло. сего оу Ба просити»). Святославу же, по словам летописца, «любо бъı^>с̑ и ре^>ч̑ ємоу. азъ єсмь брате готовъ єсмь всегда. и нъıнѣ», однако он попросил Рюрика уговорить и Ярослава, в чем тот, не-смотря на длительные убеждения, так и не преуспел. Продолжение похода не состоялось – «Стославъ же хотѣ ити с Рюрикомъ. но не ѡста брата Ӕрослава. и возвратишасѧ во своӕси» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 653–654).

Ср., например: «…и радъ бъıс̑ ємоу Стославъ. такъ же и Рюрикъ сватъ єго» (Там же. Стб. 651); «Сдоумавъ кнѧзь Стославъ. со сватомъ своимъ Рю-рикомъ. поити на Половцѣ…» (Там же. Стб. 652); «Тоѣ же зимъı Стославъ сославъсѧ с Рюрикомъ. сватомъ своим̑. и сдоумаста ити на Половцѣ…» (Там же. Стб. 653); «Рюрикъ же поча слати ко Стославоу поноуживаӕ єго. река ємоу брате и сватоу…» (Там же. Стб. 654); «Стославъ бо тѣмь прѧшедът̑сѧ. брате и сватоу. ӕзъ сна своего послалъ. не на тѧ поводитъ королѧ. но ӕзъ послалъ на свое ѡроудье. аже хочеть («хочешь» в Хлебниковском и Погодинском спи-сках) ити на Галичь. да се азъ с тобою готовъ» (Там же. Стб. 663); «Того же лѣта Стославъ. сватомъ своимъ с Рюрикомъ. оутишивъша землю Роускоую. и По-ловци примиривша в волю свою. и сдоумавша и идоста на ловъı. по Днепрю в лодьӕхъ. на оустьӕ Тесмени. и тоу ловъı дѣӕвша. и ѡбловишасѧ множествомъ звѣрѣи. и тако наглоумистасѧ. и во любви пребъıста. и во весельи по всѧ дни. и возвратишасѧ во своӕси» (Там же. Стб. 668); «ѡнъ же <Святослав Все-володич. – А. Л., Ф. У.> ‹…› велѧ сѧ постричи в черньци. и посла по свата по Рюрика и престависѧ. мс̑ца иоулѧ» (Там же. Стб. 680).

Там же. Стб. 628.

Ср. выше, примеч. 54 на с. 51.

Поскольку существовала практика отправления невесты к жениху, свадьбы сестер едва ли могли состояться в одном и том же месте и ровно в одно и то же время, хотя, как мы попытались продемонстрировать выше, хронологическая дистанция между ними могла быть невелика.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 614–615.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 679–681. См. подробнее об этом эпизоде: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Траектории традиции… С. 138–151.

См. подробнее: Они же. Выбор имени у русских князей в Х-XVI вв. С. 314–318.

В такой перспективе невольно возникает вопрос: не была ли сама Агафья Владимировна замужем за своим троюродным братом? Или, говоря иначе, не был ли неизвестный по отчеству Всеволодко, за которого Владимир Мономах отдал свою дочь (ПСРЛ. Т. П. Стб. 284), ее родственником в 6-й степени? Если вслед за целым рядом исследователей отождествлять его со Всеволодом Давыдовичем, сыном Давыда Игоревича и внуком Игоря Ярославича, то так оно и выходит. Однако против такого отождествления выступил A.B. Назаренко, который полагает, что происхождение мужа Агафьи было иным и с наибольшей вероятностью его отцом является Ярослав Ярополчич, внук Изяслава Ярославича. При этом в своей аргументации исследователь основывается не только на генеалогических расчетах, но и на предполагаемой локализации городенского княжеского стола, которым владел зять Мономаха (Назаренко A.B. Древняя Русь и славяне. С. 124–146, с указанием литературы и историей вопроса).

Мы же со своей стороны не можем усмотреть в обстоятельствах брака Агафьи Владимировны со Всеволодком каких-либо специфических предпосылок, которые заставили бы Мономаха уклониться от церковного запрета на брак между троюродными, и не хотели бы достраивать эти причины, беря за образец позднейшие внутридинастические матримониальные эпизоды. В противном случае наша аргументация в пользу существования «семейных прецедентов» рискует, со всей очевидностью, замкнуться в порочный круг. Таким образом, о генеалогии Всеволодко Городенского и о том, стояла ли у истока интересующего нас семейного обычая именно Агафья Владимировна, на основании обсуждаемых нами закономерностей судить не беремся.

Здесь уместно вспомнить о нескольких княжеских браках между родственниками в 6-й степени, обсуждавшихся в историографии в последние годы. Так, в относительно недавней работе А. Г. Плахонина («История Российская» В. Н. Татищева и исследование генеалогии Рюриковичей // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004. С. 322) мы находим указания на четыре близкородственных брака такого рода. Два из них (Предслава <-» Роман; дочь Рюрика Ростиславича <-» Глеб Святославич) мы рассмотрели выше. Еще один (союз между Анной Святополковной и Святославом Давыдовичем) не подтверждается никакими летописными данными, как, впрочем, и самое существование у Святополка Изяславича дочери по имени Анна, а потому едва ли он должен быть принят к рассмотрению. И наконец, четвертый брак, отмеченный исследователем, зафиксирован в летописи следующим образом: «Том же лѣ^>т престависѧ Софьи. Мрославна. Ростиславлѧга. Глѣбовича» (ПСРЛ. Т. П. Стб. 489). Предполагается, что отец Софьи и мать Ростислава были двоюродными братом и сестрой, и соответственно Софья состояла со своим мужем в 6-й степени родства (Баумгартен H.A. Ярослав Святополкович, князь владимиро-волынский: Его происхождение, браки и потомство // Изв. Рус. император, генеалог, о-ва. Вып. 4. СПб., 1911. С. 44–46; Baumgarten N. Op. cit. P. 10, tab. II, no. 19; p. 32, tab. VIII, no. 12). Однако генеалогия обоих супругов (в особенности Софьи) содержит целый ряд заметных лакун. Неясно, в частности, кто именно из князей по имени Ярослав является ее отцом, так что предположение о близком родстве Софьи и Ростислава Глебовича относится к числу гипотез, которые труднее подтвердить, нежели опровергнуть (см. подробнее: Назаренко A.B. Древняя Русь и славяне. С. 153–154, с неточностью в передаче патронима жены Глеба Всеславича, дочери Ярополка Изяславича: на с. 153 княгиня ошибочно названа «Святополковной»). Таким образом, эту последнюю возможность брака между троюродными, не сбрасывая полностью со счетов, на данный момент мы вынуждены считать маловероятной.

Упоминание о том, что не названная по имени дочь Мстислава Великого состояла со своим мужем Ярославом Святополчичем в 6-й степени родства, встречающееся в работе A.B. Назаренко (Древняя Русь и славяне. С. 48, 95, 129, примеч. 28), следует считать результатом недоразумения – между этими супругами была в действительности 7-я степень кровного родства (см. сн. 13 на с. 27–28), что и отмечалось ранее самим исследователем (Назаренко A.B. Древняя Русь на международных путях… С. 578–579).

ПСРЛ. Т. I. Стб. 420–421, 425–426; т. П. Стб. 717; т. III. С. 240; т. VII. С. 108–109; т. XXV. С. 101. Подробнее обэтом эпизоде см. .Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Насильственный постриг княжеской семьи в Киеве… С. 135–169.

Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / пер. с лат., ст., примеч., библиогр. и указ. В. В. Эрлихмана; отв. ред. С. Е. Федоров. СПб., 2001. С. 32.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 708.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 394.

Там же. Стб. 368.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 500–501.

Междинастические браки есть смысл, на наш взгляд, анализировать отдельно, поскольку зачастую их следует рассматривать с учетом по крайней мере двух систем канонического права, восточной и западной. В целом можно сказать, что и здесь перекрестные браки нельзя назвать частотным явлением. В качестве наиболее достоверного примера такого союза можно упомянуть женитьбу двух детей Святополка Изяславича, Сбыславы и Ярослава, на двух отпрысках польского князя Владислава Германа – Болеславе III (Кривоустом) и его неизвестной по имени сестре соответственно. Союз Болеслава и Сбыславы потребовал, как известно, специального папского дозволения из-за близкого родства между брачевавшимися. В чем именно состояло это родство, Галл Аноним, современник событий, не сообщает. Согласно предположениям исследователей, они могли быть в 6-й, недозволительной для брака, степени кровного родства. При этом у Яна Длугоша сообщается, что Болеслав и Сбыслава состояли в 4-й степени родства («…quamvis alter alterum quarto consanguineitatis gradu eque contingerent») (Щавелева Н. И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (книги I–VI): тексты, перевод, комментарий / под ред. и с доп. A.B. Назаренко. М., 2004. С. 293. (Древнейшие источники по истории Вост. Европы)). Поскольку свойство, как известно, терминологически зачастую приравнивалось к кровному родству, не исключено, что необходимость папского разрешения связана с перекрестным браком. Если к моменту женитьбы Болеслава Кривоустого его сестра уже состояла в браке с Ярославом Святополчичем, то между Сбыславой и Болеславом была именно 4-я степень свойства. Однако самая возможность такой трактовки нуждается в дополнительном исследовании.

См.: ПСРЛ. Т. П. Стб. 524–525.

«В то же веремѧ Ростиславъ Смоленьскии. проси дчери оу Стослава. оу Ѡлгович̑ за Романа сна своего. Смоленьскоу. и ведена бъıс̑ из Новагорода в нед̑лю по водохрщахъ. мс̑ца геньварѧ въ ѳднь» (Там же. Стб. 368).

О случаях такого рода ситуативного ослабления брачных запретов см. подробнее: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Насильственный постриг княжеской семьи в Киеве… С. 135–169.

Строго говоря, по происхождению большими правами обладал Святослав Вщижский, последний отпрыск дома Давыдова, старшей по отношению ко всем Ольговичам линии наследников Святослава Ярославича. В то же время отец Святослава Всеволодича княжил в Киеве, а ранее первым из представителей своего поколения успел заполучить Чернигов, выгнав оттуда своего дядю Ярослава, – вся эта предыстория, разумеется, повышала династический статус его старшего сына. Права Олега Святославича, родного сына только что скончавшегося Святослава Ольговича, по родовому счету были несравненно более скромными, чем у его кузена, Всеволодича, не говоря уже о троюродном брате, Владимировиче.

Святослав Владимирович не преуспел в своих иерархических притязаниях при жизни родного дяди, Изяслава Давыдовича, и еще тогда вынужден был на словах смириться со старшинством дяди двоюродного, Святослава Ольговича. Трудно было ожидать, что в Чернигове у него найдутся прямые сторонники, так как времена, когда его отец, Владимир Давыдович, владел этим городом, минули почти полтора десятилетия назад, а сам Святослав, как кажется, имел дело с черниговской дружиной и знатью, лишь будучи ребенком. Последние же годы, насколько мы можем судить по летописи, он не претендовал на что-либо большее, нежели давно выделенный ему Вщиж.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 523.

Там же. Стб. 523–524.

Там же. Стб. 368.

Там же. Стб. 394.

ПСРЛ. Т. I. Стб. 282–283.

Первое летописное сообщение о двух одновременно состоявшихся внутридинастических княжеских свадьбах относится к 1144/45 г., когда киевский князь Всеволод Ольгович отдал замуж двух своих свойственниц, внучек Владимира Мономаха по женской линии: «…той же зимѣ Всеволодъ шда двѣ Всеволодковнѣ. Володимери вноуцѣ. единоу за Володимира за Двдвича. а другоу за Мрослалича. за ДюрдА. шбѣ шдинои недѣлѣ» (Там же. Т. П. Стб. 317). Однако политические последствия этих браков не описаны в источниках сколько-нибудь эксплицитно: мы не находим здесь каких-либо примеров особой поддержки, оказанной друг другу мужьями двух сестер, или признаков заново установившейся связи между ними и киевским князем. В данном случае существенно, разумеется, что Всеволод Ольгович не был отцом обеих невест, а выступал скорее в качестве их опекуна.

Олег и дочь Юрия Долгорукого находились в 8-й (дозволенной для женитьбы) степени кровного родства и в 7-й степени свойства (через союзы 'дочь Мстислава Великого <-» Всеволод Ольгович' и 'сестра Олега, Мария <-» Ярополк Изяславич, внук Мстислава Великого'), также не служившей у Рюриковичей препятствием для брака. В свою очередь, Ярослав Осмомысл и дочь Юрия Долгорукого состояли в 9-й степени кровного родства и в 6-й степени свойства, поскольку тетка Ярослава Осмомысла была замужем за Романом, братом Юрия Долгорукого (Там же. Стб. 276).

Лаврентьевская летопись, в которой термин «сватъ» вообще употребляется довольно скупо, обозначает таким образом только отношения между Юрием Долгоруким и Владимиром Галицким (ПСРЛ. Т. I. Стб. 325, 333), не применяя его вовсе к Святославу Ольговичу. Что же касается Ипатьевской летописи, где этот термин куда более частотен, то мы наблюдаем здесь довольно любопытное распределение. Вплоть до статьи, помещенной под 6660 г., так именуется исключительно Владимир Галицкий и ни разу – Святослав Ольгович. Лишь начиная с 6660 г. эта характеристика эксплицируется по отношению к Святославу, который, разумеется, был свойственником Юрия и прежде, но летописец, повествуя о совместных действиях этих князей, не подчеркивал их семейных отношений подобным образом. Именно в статье под 6660 г. мы обнаруживаем в Ипатьевской летописи сообщение о смерти Владимира Галицкого, которое синхронизировано с тем рассказом о военных действиях Святослава и Юрия, где Святослав впервые назван сватом Долгорукого (Там же. Т. П. Стб. 456, 461–465). Таким образом, хотя оба князя, галицкий и черниговский, одновременно женили своих сыновей на дочках Юрия Долгорукого, в летописном узусе наблюдается известная иерархия: поначалу сватом Юрия именуется только Владимир, и лишь в год его смерти этот «титул» переходит к Святославу.

Там же. Стб. 464–465.

Там же. Стб. 340.

«…и реч̑. Изѧславъ Володимиру Двдвичю и братоу его Изѧславоу. ѡже брат̑ Стославъ и сестричичь мои а ко мнѣ не пришла а въı есте вси хрс̑тъ цѣловали на томъ. аже кто боудет̑ мнѣ золъ. то вамъ на того бъıти со мною» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 367). В тот момент брак между детьми Юрия и Святосла-ва еще не был заключен, но, как уже отмечалось выше, этим будущим сватам уже доводилось действовать совместно против Мстиславичей и Давыдовичей (Там же. Стб. 338, 339).

Там же. Стб. 439–440. После поражения в битве на Руте Святослав, пытаясь бежать в Чернигов, выслал вперед своего племянника Всеволодича. Тот же «пригна къ перевозу ко Деснѣ. и ту бъı ему вѣсть. ѡже оуже Изѧславъ Двдвичь и Романъ Ростиславличь оуѣхаста в Черниговъ и то слъıшавъ и побѣже ѡпѧть а противу строеви посла река не ѣзди сѣмо. но туда поѣди к Новугороду. здѣ ти въѣхалъ оуже Изѧславъ Двдвичь. и Романъ Ростиславлич̑ и то слъıшавъ. Стославъ. и побѣжаста к Новугороду» (Там же. Стб. 440).

Там же. Стб. 616–617, под 6688 г.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 476–477. Ср. также: «Юрги же посла посла по сновца своего. по Ростислава Смоленьску. река ему сну мнѣ с кимъ Рускую землю оудержати с тобою. a поѣди сѣмо» (Там же. Стб. 479).

Там же. Стб. 480–481.

Там же. Стб. 365.

Весьма характерно, в частности, отражение в летописи позиции Ростислава Мстиславича в церковном конфликте, касавшемся легитимности пребывания на митрополичьем престоле Клима Смолятича. Как известно, Клим был рукоположен по инициативе Изяслава Мстиславича, без санкции Константинополя (Там же. Т. I. Стб. 315; т. П. Стб. 340). Пока в летописях излагаются события, происходившие при жизни этого князя, мы не находим никаких упоминаний о том, что Ростислав был в этом деле хоть в чем-то несогласен с братом. Однако позднее, в 1158/59 г., когда вопрос о правах на митрополичью кафедру оказался едва ли не главным в переговорах князей о киевском столе, Ростислав категорически не желал признавать кандидатуру Клима и поначалу настаивал на том, чтобы митрополитом по-прежнему оставался присланный Климу на смену Константин (ПСРЛ. Т. П. Стб. 503–504). Показательно, что, когда Ростиславу и его племяннику, Мстиславу Изяславичу, удалось прийти к компромиссу, договорившись просить Константинополь о поставлении нового митрополита, Константин укрылся не где-нибудь, а в Чернигове, у Святослава Ольговича (Там же. Т. I. Стб. 349). Это неизбежно подталкивает нас к мысли, что сваты, Ростислав и Святослав, занимали в то время более или менее единую позицию в вопросе о главе русской церкви. Немаловажно, с другой стороны, что еще позднее, когда присланный по просьбе русских князей митрополит Феодор скончался, Ростислав нашел Клима не только приемлемой, но и желательной фигурой для занятия митрополичьего престола и отправил посольство в Константинополь, «хота шправити Клима. въ митрополью» (Там же. Т. П. Стб. 522). Не преуспев в этом, князь смирился с приездом митрополита Иоанна.

«Том же лѣт̑ снимасѧ Ростиславъ съ Стославомъ Ѡлговичемъ. Моро-вииски. мс̑ца маӕ въ а днь бъıс̑ же съѣздъ ею. на великую любовь. тогда же Ростиславъ позва Стослава к собѣ на ѡбѣдъ. Стославъ же ѣха к нему безо всѧкого извѣта. и бъıс̑ же радость во тъ днъ межю има. и дарове мнози. да бо Ростиславъ Стославу соболми и горностаими. и чернъıми кунами. и песци и бѣлъıми волкъı. и ръıбьими зубъı. на заоутрие же. позва. Стославъ. Рости-слава к собѣ на ѡбѣдъ. и тако. бъıста весела пач̑ вчерашнего дни да Стославъ Ростиславу пардусъ. и два конѧ борза. оу ковану сѣдлу. и тако розидостасѧ оу своӕси» (Там же. Стб. 504).

Ср.: «Том же лѣт̑ посла Ростиславъ къ Стославу река ему пусти ко мнѣ дѣтѧ Ѡлга. ать познаеть Киӕнъı лѣпшиӕ и Берендичѣ. и Торкъı Стославъ же безо всѧкого извѣта пусти ему. снъ свои. Ѡлегъ» (Там же. Стб. 512, под 6669 г.).

«…злии члвци не хотѧче добра межи брат̑ею видити тако створиша. Ростиславъ же пусти Ѿлга къ ѿцю Ѡлегъ же пришедъ къ Черниигову не ӕви того ѿцю» (Там же. Стб. 513).

Там же. Стб. 514.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 529–531.

Ср.: «…молвАше бо Ростиславъ часто то слово. къ игумену Печерьскому. Поликарпу тогда игумене ѿ пострижении егда же приде ми вѣсть. и Щернигова. ѿСтославли смрти Ѡлговича» (Там же. Стб. 529).

Ср., например, описание кончины Святослава Всеволодича, когда он соотносит собственную смерть с днем свв. Маккавеев, поскольку именно к этому празднику оказались приурочены кончины его деда и отца (об этом эпизоде см. подробнее: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Траектории традиции… С. 138–151).

ПСРЛ. Т. П. Стб. 525.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 528–529.

Там же. Стб. 509.

Там же. Стб. 579. О датировке событий см.: Бережков Н. Г. Указ. соч. С. 190.

Немаловажно, разумеется, что старший из Ростиславичей, Роман, как и Святослав Всеволодич, претендовал в ту пору на киевское княжение и был заинтересован в своеобразной демонстрации своих военно-политических возможностей, но едва ли был готов к серьезной войне со Всеволодичем на территории, принадлежавшей последнему.

ПСРЛ. Т. П. Стб. 599.

Там же. Стб. 522–523.

Там же. Т. III. С. 24, 209.

Ср.: Schweier U. Paradigmatische Aspekte der Textstruktur: Textlinguistische Untersuchungen zu der intra- und der intertextuellen funktionalen Belastung von Strukturelementen der frühen ostslavischen Chroniken. München, 1995. S. 44. (Sagners Slavistische Samml.; bd. 23); Литвина А. Ф., Успенский Φ.Б. Траектории традиции… С. 43.

Характерно, что роль собственного духовенства в жизни Святослава Ольговича отмечается в летописании неоднократно. Так, в Ипатьевской летописи мы находим упоминание о том, что в качестве посланника с обличительной речью к кузенам Давидовичам Святослав отправляет «попина своего» (духовного отца, по предположению Н. М. Карамзина) (ПСРЛ. Т. П. Стб. 332; Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. I (Т. I–IV). СПб., 1842 (репр.: Волгоград, 1988). Т. П. Гл. 12. Стб. 128). Знаменательно, кроме того, что свое княжение в Новгороде Святослав начинает со строительства (?) и освящения церкви во имя своего патронального святого, игравшей, по-видимому, для него роль домового храма, где он и был обвенчан (ПСРЛ. Т. III. С. 24, 209).

Отметим, кстати, что еще одного потенциального участника свадебного сговора, а именно матери Агафьи, в ту пору, возможно, уже не было в живых. Мы решительно ничего не знаем о жене Ростислава Мстиславича, но можно предположить, что к моменту смерти Святослава Ольговича он успел овдоветь и в новый брак не вступал. В противном случае трудно объяснить отсутствие упоминаний о его жене в связи с пространно описанным в летописи стремлением принять постриг. Столь же удивительным было бы такое отсутствие упоминаний в рассказе о последней поездке Ростислава, его смерти и похоронах, где фигурируют не только сыновья и внуки князя, но и его дочь, зять и родная сестра. Поскольку княгиня и не в меньшей степени ее родня обычно играли большую роль в обустройстве свадеб, частичное сиротство невесты, из-за которого принятие решений целиком и полностью отдавалось отцу, могло упрощать заключение канонически дефектного брака.

Родной племянник Ростислава Мстиславича, сын его брата Изяслава, был действительно женат на польской княжне, дочери Болеслава Кривоустого. Мнение же, согласно которому дочка Изяслава состояла в браке с сыном Болеслава Кривоустого Мешко III, сложилось в исследовательской литературе со времен О. Бальцера (1895 г.) (Balzer О. Op. cit. S. 324–327). При таком понимании дела оказывается, что племянники Ростислава состояли в перекрестном браке с членами польского правящего рода. Можно ли, однако, с уверенностью утверждать, что эта ситуация послужила своего рода образцом для действий Ростислава Мстиславича, который счел допустимым перекрестные браки и для своих собственных детей – Романа и Агафьи? Несмотря на кажущуюся близость двух матримониальных ситуаций, нам такое объяснение представляется весьма спорным.

Междинастические браки являли собой самостоятельную систему, во многом не пересекавшуюся с системой браков внутридинастических. Так, матримониальное поведение русских княжон, выданных замуж за пределы Руси, могло весьма радикально отличаться от поведения их родственниц, вступивших в брак на родине. Во многом здесь срабатывала тактика «отрезанного ломтя»: за исключением тех случаев, когда Рюриковна, выйдя замуж за иностранного династа, по тем или иным причинам вынуждена была вернуться в отцовскую семью, ее судьба как бы выпадала из пределов компетенции ее русской родни. Несколько иными были и, так сказать, узуальные нормы в области свойства и родства, что, впрочем, неудивительно, особенно в тех случаях, когда речь шла о браках между представителями не только разных династий, но и разных конфессий. Иными словами, в целом едва ли можно говорить о прямом переносе моделей междинастических браков на браки внутридинастические. В конкретном случае с детьми Изяслава и Ростислава Мстиславичей можно было бы принять во внимание особую тесноту контактов этих двух семей и своеобразные отношения союзничества/соперничества, установившиеся между двумя группами кузенов, которые в семейном обиходе охотно воплощались в сознательном копировании определенных схем. В таком случае допущение, что польские браки детей Изяслава повлияли на русские браки детей Ростислава, выглядело бы более правдоподобным.

Однако главным препятствием для такого рода построений служит тот факт, что ни в одном источнике, ни русском, ни польском, не указывается, что женой Мешко III была дочь Изяслава Мстиславича. Неизвестна и дата этого брака Мешко. Происхождение второй жены польского князя реконструируется исследователями на основании сообщения о том, что она была дочерью некоего «короля Руси» (т. е., скорее всего, киевского князя) и предположительно вышла замуж в 1150-е годы. На роль ее отца, таким образом, «подходит» целый ряд русских князей, попеременно занимавших киевский стол в это бурное время. Д. Домбровский, например, самой вероятной считает кандидатуру Юрия Долгорукого (Dqbrowski D. Genealogía Mscislawowiczów… S. 677–686, с указанием литературы). Иначе говоря, само существование перекрестного брака в семье Изяслава Мстиславича достаточно сомнительно, и соответственно, учитывая всю неоднозначность соотношения между внутридинастическими и междинастическими браками русских князей, его едва ли следует указывать в качестве непосредственного образца для действий Ростислава Мстиславича.

Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в Х-XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. С. 265–266. (Тр. по филологии и истории).

Успенский Б. А. Из истории имянаречения. Запрет на повторение имени отца при наименовании ребенка // Именослов. История языка. История культуры / отв. ред. Ф. Б. Успенский. М., 2012. С. 26–33. (Тр. Центра славяно-герм. исследований).

Symeonis Magistri et Logothetae Chronicon / rec. S. Wahlgren. Berolini; Novi Eboraci, 2006. P. 37. (Corpus fontium historiae byzantinae; vol. XLIV/1).

Не совсем ясно, подразумевается ли здесь одновременно и запрет на наречение именем живого родственника вообще.

Kountoura-Galake Ε. Iconoclast Officials and the Formation of Surnames during the Reign of Constantine V // Revue des Etudes Byzantines. 2004. Vol. 62. P. 247–253.

ΒάρζοςΚ. Γεvεαλογία τωv Κομvηvώv. Т. 1–2. Θεσσαλοvίκη, 1984. (Βυζαvτιvά κείμεvα και μελεταί; 20).

Toumanoff С Les dynasties de la Caucasie chrétienne de l'Antiquité jusqu'au XIX^>е siecle. Tables généalogiques et chronologiques. Rome, 1990.

Уже в кн.: История халифов вардапета Гевонда, писателя VIII века / пер. К. Патканьяна. Спб., 1862. С. 96, примеч. 200.

ToumanoffC. Les dynasties de la Caucasie chrétienne… P. 54–55.

Ibid. P. 109–137.

Toumanoff С. Les dynasties de la Caucasie chrétienne… P. 109.

Ibid. P. 270.

Ibid. R 330–331.

Ibid. R 331.

Ibid. R 332.

Картлис цховреба. История Грузии / глав. ред. Р. Метревели. Тбилиси, 2008. С. 38–103.

Toumanoff С. Les dynasties de la Caucasie chrétienne… P. 329–331.

Ibid. P. 100.

Ibid. P. 331.

Ibid. P. 100–101.

См.: Юзбашян К. Н. Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв. М., 1988. С. 16.

В лучшем случае авторы указывают на сходство имен у родственников: так, Иоанн Драсханакертци {Драсханакертци И. История Армении. Ереван, 1986. С. 119) словами «Ашот, внук царя Ашота» подчеркивает именно то, что ишхан Васпуракана Ашот Арцруни был внуком царя Ашота I Багратуни, хотя его деда по отцу, ишхана Васпуракана, также звали Ашотом, – здесь, вероятно, автор хочет указать, в честь кого получил имя Ашот.

Выводятся по формуле: дата рождения – дата первого упоминания + 20 лет.

Ашот, брат Смбата VI, в 700 г., т. е. через 10 лет после смерти Ашота II, был уже совершеннолетним (см.: История халифов… С. 15); Ашот I Сиспиритидский воцарился в 824 г., т. е. за 2 года до смерти Ашота IV

Само имя Шапух (или Шапухр, см.: Там же. С. 116) происходит от персидского имени Шапур, которое носили три персидских царя, а также персидский ставленник – царь Армении в 416–420 гг., названный так в честь деда, Шапура III.

История халифов… С. 116; в случае, если он был назван по своему умершему двоюродному или троюродному деду по матери – Шапуху Мамиконяну он бы родился после Багревандской битвы 775 г., в которой погиб вместе с Шапухами и его отец, т. е. был бы постумным ребенком, однако Вардан (97) прямо говорит, что этот Шапух выжил после битвы.

Там же. С. 105; у Туманова (Toumanoff С. Les dynasties de la Caucasie chrétienne… P. 112) ошибка – 772 г.

См.: Юзбашян К. Н. Указ. соч. С. 53.

Нельзя исключать, что Вардан (Всеобщая история Вардана Великого / пер. Н. Эмина. М., 1861. С. 102) спутал принявшего мученичество при Буге Турке третьего сына Ашота с другим мучеником того времени, Атомом Осиранским, упоминаемым у Асохика (Всеобщая история Степаноса Таронского, Асохика по прозванию / пер. Н. Эмина. М., 1864. С. 78–79).

Картлис цховреба… С. 223. Согласно «Обращению Картли» (далее – OK; Обращение Грузии / пер. Е. С. Такайшвили. Тбилиси, 1989. С. 30. (Памятники грузин, ист. лит.; VII)), его звали Гуарам.

Наречение имени Шапух сыну Смбата имело особый политический смысл: так Смбат подчеркивал права своих наследников на Сиспиритиду, осиротевших сыновей правителя которой, Шапуха, своего дяди, он принял при своем дворе, но одновременно лишил отцовского наследства.

Сам Смбат VIII носил прозвище Абу-ль-Аббас (Chronique de Michel le Syrien, patriarche Jacobite dѧntioche (1166–1199) / éd. par J.-B. Chabot. Vol. 2. P., 1904. P. 192) или Аба-Абас (Всеобщая история Степаноса Таронского… С. 77).

О нем см.: Юзбашян КН. Указ. соч. С. 55–56.

Под «политическим» мы понимаем наречение новорожденного именем, не типичным для данного рода, а взятым извне, у какого-либо могущественного соседа.

Ю. С. Гаглойти (Сведения греко-латинских, византийских, древне-русских и восточных источников об аланах-ясах // Дарьял. 2000. № 4. Коммент. 23. http://www.darial-online.ru/2000_4/gagloiti.shtml), видимо, опираясь на В. Абаева, считает, что это имя аланского происхождения: «Хсартаг – "доблестный, прославленный"» (как отметил в письме к нам СР. Тохтасьев, возможна и более близкая иранская форма – Хсартан). Если это так, то Ахсартан I мог получить свое имя в честь какого-то могущественного аланского правителя – деда по линии матери (откуда она была, неизвестно).

Картлис цховреба… С. 112, 140, 221; Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. Гл. 45. (Древнейшие источники по истории народов СССР).

Грузинская легенда является вариантом армянской, приписывавшей Багратидам библейское происхождение и утверждавшей, что они прибыли в Армению еще при Навуходоносоре (Всеобщая история Степаноса Таронского… С. 107; Каланкатуаци М. История страны Алуанк. Ереван, 1984. С. 24).

Обращение Грузии. С. 30; Картлис цховреба… С. 221.

Эту версию, возводящую грузинских Багратидов к Фарнавазидам, развивали П. Ингороква (Георгий Мерчуле. Тбилиси, 1954. С. 79 – на груз, яз.) и Г. С. Мамулиа (Происхождение династии Багратиони и образование царства Картли (Иберии) // Мнатоби. 1971. № 2. С. 179–191 – на груз. яз.).

Всеобщая история Вардана Великого. С. 98.

Toumanoff С. The Bagratids of Iberia from the Eighth to the Eleventh Century// Le Museon. 1961. Vol. 74. No. 125. P. 274; Юзбашян K.H. Указ. соч. С. 130, примеч. 82.

Toumanoff С. Studies in Christian Caucasian History. Washington, 1963. P. 413–416.

Картлис цховреба… С. 140.

Обращение Грузии. С. 30; Картлис цховреба… С. 223; см. также ниже.

Le nouveau manuscrit Georgien sina'itique N50 / éd. par Ζ. Aleksidzé, trad, par J.-P. Mahé. Lovanii, 2001. P. 36–40. (Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium; vol. 586).

Обращение Грузии. С. 30; Картлис цховреба… С. 223.

Картлис цховреба… С. 223.

Там же. С. 112.