Среди пуль - стр. 26

В углу висел коричневый смуглый Спас.

– А это дар Православного братства, освящен в Оптиной пустыни.

Закопченная танковая гильза украшала подоконник.

– Казачки из Абхазии принесли сувенир!

В хрустальной вазе огненно, ярко краснели тюльпаны, острые, плотно сжатые бутоны, готовые вот-вот распуститься.

– А это так, поклонница газеты! – усмехнулся Клокотов, усаживая Белосельцева за стол. – Давай-ка за встречу!

Пока открывалась коньячная, с приднестровским аистом, бутылка, Белосельцев смотрел в окно, где, близкие, далекие, топорщились жестяные крыши, темнели слуховые окна, и вновь лоб, переносица ощутили вдруг знакомое щекотание. Словно над бровями ползала крохотная мошка оптического прицела. Он опять изумился незащищенности Клокотова, не пожелавшего задернуть штору на окне кабинета.

Они чокнулись, выпили, и Белосельцев, повествуя Клокотову о своих заботах, вспоминал его небритое, воспаленное от ультрафиолета пустыни лицо, саманную стену с трофейной саблей, прислоненные к стене автоматы.

– Все, о чем просишь, сделаю. Позвоню друзьям. Дам рекомендацию. Но на многое не рассчитывай. У каждого из них своя голова, своя мнительность, своя ревность. Впрочем, сам все увидишь!..

Дверь отворилась, и в кабинет вошел высокий светлобородый священник в черном до пола подряснике, в бархатной лиловой скуфейке, из-под которой ласково лучились глаза. Эти лучи продолжали струиться и с золотистых пушисто-прозрачных бороды и усов.

Священник от порога поискал глазами, нашел образ Спаса, перекрестился, гибко согнувшись в талии. Клокотов вскочил, радостно шагнул под благословение, и, пока целовал длинную протянутую кисть, Белосельцев вспомнил: Клокотов, запыхавшись, проныривает под мордой верблюда, ощупывает полосатый притороченный тюк, а в нем, Белосельцеве, страх, что вот сейчас погонщик распахнет балахон, под ним тускло вспыхнет металл, и ударит в упор автоматная очередь.

– Отец Владимир, разделите с нами трапезу! – радовался его появлению Клокотов. – Познакомьтесь, мой друг военный. Тоже, как и я, нищий духом!..

– Очень рад, – сказал священник, пожимая Белосельцеву руку своими теплыми несильными пальцами. – Почему-то я сразу решил, что вы военный.

Лучистые глаза оглядывали Белосельцева, и тот почувствовал вдруг удивительное доверие, внезапное облегчение, словно его напряженная, ожесточенная воля на мгновение ослабела и он передал себя во власть этого молодого священника.

– Не стану вас отвлекать, – сказал отец Владимир. – Хочу взглянуть на мой материал в газете.

Клокотов снял со стены тисненый газетный лист, на котором черно и крупно было начертано: «Символ веры», и протянул священнику.