Среди проклятых стен - стр. 15
«Ты в великолепном доме, Анди. Выброси уже из головы мысли об улице».
Когда Пегги завернула за угол, я, бросившись ее догонять, чуть не врезалась в незнакомую женщину. Выглядела та чуть старше меня. Ее голова была обрита наголо, темная и гладкая кожа словно светилась на фоне простого желтого платья, совершенно неподходящего для здешнего холода. Она была высокой, сильной и красивой. Жена мистера Рочестера?..
Но будь она богатой хозяйкой дома, Пегги узнала бы ее, проходя мимо по коридору. К тому же вид у этой женщины был такой, будто она пытается сдержать слезы.
Я уже открыла было рот… А потом вспомнила последний раз, когда попыталась утешить другого, и поспешила за Пегги. Произошло это семь лет назад: тогда семеро моих сверстников решили, что им не нравится моя доброта по отношению к девушке, которую они уже посчитали не стоящей их внимания. И я поплатилась за это: меня избили и ударили ножом в лицо.
«Чья жизнь тебе дороже? – спросил меня Джембер. – Твоя или незнакомки, которая никогда о тебе не вспомнит?»
«Бог любит нас обеих», – ответила я, глядя на него сквозь опухшие веки.
«Твоя участливость не поможет тебе выжить. – Джембер протянул мне бутылку спирта, чтобы я обеззаразила раны. – В следующий раз я позволю им тебя убить».
Следующего раза не было. Больше я не пыталась защитить никого, кроме самой себя.
И сейчас не будет иначе.
– Очнись, дитя, – рявкнула Пегги.
Я моргнула, прогоняя воспоминание, и обнаружила, что мы стоим перед открытой дверью.
– Он хочет тебя видеть, – сказала она. – Не заставляй его ждать.
Я вошла внутрь. Комнату заливал солнечный свет, проникавший через большие окна, ряды высоких книжных полок отбрасывали на пол резкие тени. Мистер Рочестер сидел в кресле, подавшись вперед, лицом к горящему камину, с большим альбомом на коленях. Он водил по бумаге серым карандашом, а из копны мягких непослушных кудрей, которые доходили ему до подбородка, торчал другой карандаш, красный. Его кожа имела оттенок мокрого песка, но в то же время лицо было каким-то бледным, почти болезненным. Оно было лишено золотистого сияния человека, недавно побывавшего на солнце. А вот скулы – те напоминали острые бритвы. Некоторое время он, словно в глубокой задумчивости, смотрел на стену, а потом опустил взгляд на лист бумаги. Нечто похожее на колокольчик или металлический предмет на запястье звякнуло с движением его руки.
Я уставилась на стену, которую он, казалось, рисовал. В нее был встроен камин, окруженный обоями с красно-черным узором пейсли[1]. Над ним висел большой, испещренный дротиками и царапинами портрет белого мужчины с густой бородой песочного цвета, державшего на руках запелёнатого младенца. Мужчина выглядел грустным и немного сердитым – как будто знал, что его портрет испорчен дротиками. Мне стало жаль ребенка.