Спящее племя - стр. 17

– Шевелись, – сказал он мне.

Я скромно последовала за ним, кидая ошарашенные взгляды по сторонам. Завязала растрёпанные волосы в косу и посеменила за здоровой фигурой хозяина леса.

Дорожка завернула, и открылась взгляду заросшая поляна, на которой стоял рубленный дом. Здоровый такой. Вроде в один этаж, с чердаком, но эти брёвна пугали до дрожи в коленях. Чувствовала себя какой-то крошкой. Ребёнком, заплутавшим в тайге.

У дома были вполне себе современные окна, достаточно крупные. От каждого в стороны открывались железные ставни. И дверь была не деревянная, а железная. То есть было от кого закрываться в этом месте.

Трава по пояс, мы через неё прошли на широкое крыльцо, где стояло мощное кресло-качалка.

Дверь оказалась открытой.

Дом встретил полутьмой, прохладой и ужасной заброшенностью.

Зал с большой печью из оранжевого кирпича, несколько дверей в другие помещения. Стол старинный с лаками, как у моих родаков. Но здесь всё было грязное, на полу валялся необъятный чугунок, его «собратья» поменьше на печи. Кости, сломанный стул, два помятых ведра из нержавейки. Листы какой-то книги.

Я подняла один и прочитала на жёлтой помятой бумаге текст. Нашла имена героев. Октав Муре. Это книга Эмиля Золя «Дамское счастье». Вот так вот в этом месте с литературой, а я, дура, на филолога три года отучилась.

Мирослав зашвырнул вещи в одну из комнат, и я услышала хруст моего несчастного ноутбука.

Со всех ног побежала туда.

Комната большая. Кровать рассчитана на восемьдесят и сто восемьдесят килограмм семейного веса, такая массивная, что я на время замерла. На ней накиданы одеяла и подушки. Из мебели ещё имелся огромный деревянный сундук. Рядом с ним в полный рост Мирослава Андреевича зеркало в деревянной оправе.

Я взглядом по потолку прошлась – электричества в доме не было, зато водились какие-то пауки.

– Там мой компьютер. – Кашляю, потому что в горле пересохло.

– Здесь? – поинтересовался Мирослав, и со всего маха сапожищем по моему рюкзаку.

Глаза зажмурила, себя попыталась в руки взять. Как будто по мне сейчас ногой вдарили.

Не было в моей жизни ни насилия, ни принуждения. Козлов – это первая неприятная история. Я морально не готова покориться и вести себя тихо. И хотя внутренние резервы подсказывали, что нам надо как-то выживать, я как заорала:

– Блядь! Ты что творишь?!

Мирослав поморщился, поднял рукой мой рюкзак и разорвал ручищами на две части, швырнув остатки ноутбука на кровать.

– Убери здесь! – рявкнул он.

– Да пошёл ты на хер, – заныла я, глядя, как моя несчастная техника брякает, падая на пол своими останками.