Спецназ князя Дмитрия - стр. 27
Позади были три часа сумасшедшего бега с носилками в напряженных руках, когда легкие уже не могли вбирать воздух без хрипа, когда сердцу не хватало грудной клетки, когда злейшим врагом становился свалявшийся закуржавленный ковыль, предательски хватающий за ноги при каждом новом шаге. Митрополит Алексий покорно лежал на парусине, вверив свое тело и судьбу потным бородатым мужикам. Его спутник Леонтий попытался раз поспеть за московитами своими ногами, но очень быстро понял тщетность этих желаний облегчить им путь. Позади была радость встречи, когда дозорный на яру радостно замахал руками, когда высыпали поджидавшие с нетерпением друзья, когда горячее мясное варево сладостно полилось в голодные телеса и когда иссохший мужчина в грязных одеждах, превзнемогая нечеловеческую слабость, истово благословил всех ратных на дальнейший путь и подвиг.
Иван Федоров заставил себя не думать о двух оставшихся на Днепре. Он мысленно вверил их судьбы иным, высшим силам и теперь все помыслы устремил на поиск наилучшего обратного пути домой.
Старшого все больше и больше беспокоило состояние Алексия. Митрополит с явным подъемом встретил свое освобождение, но теперь предшествующие истязания холодом и голодом вместе с двумя ночами, проведенными на морозе у реки, вновь ослабили его. Глаза сухо горели, владыка часто хотел пить, облизывая пересохшие губы. Лихорадка явно съедала уже не молодого человека.
Леонтий, чувствовавший себя гораздо лучше, как-то подошел к Ивану:
– Роздых где-то нужно владыке устроить. В тепле. Иначе, боюсь, не довезем.
– Сам вижу. Но как это сделать, как? Черниговцы вроде как не под Ольгердом себя числят, на деле ж давно его власть тута! А стало быть, и глаз литовских на каждом боярском дворе предостаточно!! Думаешь, скроем, кого везем, коли наверняка уж Федоровы гонцы здесь побывали?
Миновали Остёр. У митрополита начался жар. Наконец, при виде небольшой деревни, разбросавшей свои избы подле бора на высоком берегу, Леонтий не выдержал:
– Правь к берегу! Может, русскую печь тут найду, пропарю владыку. Нет сил боле на него смотреть!
Он ушел, чтобы вернуться вскоре с ветхой, согнутой в спине старухой с удивительно темными живыми глазами. Она быстро осмотрела больного, потрогала лоб, заставила показать язык, понюхала тело, взяла в руки большой деревянный крест, надетый уже в ушкуе одним из ратных, усмехнулась. Разогнувшись, повернулась к Леонтию:
– Большой монах?
– Да… – после явной заминки ответил слуга митрополита.
– Что же ты от меня, колдуньи, хочешь?
– Помоги его спасти, Ульрия?!