Спасти империю! - стр. 25
Через месяц царевич Иван объявился. Остановился он в Александровской слободе, в путевом дворце своего деда. Об этом он известил боярскую думу своим письмом. А еще в этом письме царевич сообщал, что кладет опалу на все боярство. Бояре зачесали затылки – что бы это могло значить? Отречение? Нет, царевич Иван не сообщал, что отрекается от престола. Тогда чего же он хочет? Государством руководить не хочет, бояр своих служилых отвергает, но и от престола не отрекается.
В этом и была вся соль задумки Никиты Романовича – поставить боярство в ситуацию, в которой ни они, бояре, ни их предки, да, впрочем, и никто другой где-либо на Земле никогда не был. Иван же направляет боярам новое письмо, в котором извещает, что все заботы о государстве он возлагает на боярскую думу. Сам же он в государственные дела не вмешивается, но и к себе лезть кому бы то ни было запрещает. А для кормления своего и своих избранных людей требует выделить ему опричный удел. Жребий, отруб, часть, опричь… Именно тогда впервые прозвучали столь громко эти слова.
Никита Романович встретился с выборными от боярства и согласовал состав этого опричного удела. А также бояре дали добро на личную царскую дружину в тысячу человек. С тех самых пор и возникло разделение государства на земщину и опричнину.
Задумка Никиты Романовича была хоть и оригинальна, но примитивна до безобразия. Спрятать подрастающего царевича ото всех, ограничить его контакты, воспитать в любви и приязни к роду Захарьиных. А подрастет царевич, венчается на царство – сделает любимого дядьку, так много для него сделавшего, первым боярином, фактическим канцлером. Тогда незачем будет ни от кого прятаться, вновь можно будет объединить государство и управлять им тогда беспрепятственно. Но то, что казалось таким ясным, когда мальчику было десять, через три-четыре года подернулось дымкой сомнений. Уже сейчас Никита Романович не мог контролировать Ивана на все сто процентов. Что же будет в семнадцать? А в двадцать? А в двадцать пять? Удастся ли сохранить достигнутое, когда в одно ухо молодому царю будет нашептывать жена, в другое – ближайшие друзья? Никита Романович был человеком неглупым и достаточно быстро увидел свой просчет. Нельзя устоять, опираясь лишь на одну опору. Необходима подстраховка.
Таковой, после долгой и обстоятельной беседы с одним из думных дьяков, представлялась текущая ситуация и Прозорову, и Валентину. Именно исходя из этого, они и подготовили предложение для Никиты Романовича.
– Ваше сиятельство… Никита Романович, – осторожно начал Валентин, – я уже говорил, что готов представлять ваши интересы в Ярославле. Это предложение поддерживает и Гурьян Гурьяныч. Так вот… Как вы посмотрите на то, чтобы исподволь начать переговоры с боярской думой? – Валентин кинул взгляд на боярина. Тот молчал, ожидая продолжения. – И говорить с ними не о составе опекунского совета и не о том, где царевичу свой стол держать. Его дело царское, где захочет, там свой престол и поставит. Хоть в стольном граде Ярославле, хоть в Суздале, хоть в Ростове, хоть в Москве, а хоть бы и в Александровской слободе. А прикажет быть Александровской слободе великим городом – так и тому быть. Об этом и говорить нечего. Говорить же мы предлагаем о ручательствах для вас лично. Как нам с Гурьян Гурьянычем видится, одним из таких ручательств могло бы стать введение вас в состав думы. Вас и ваших людей.