Спасителей не выбирают - стр. 26
Прикрыв глаза, Хаггар шумно втянул носом морозный воздух, поплотнее запахнул тяжелое пальто из грубой, колючей, но очень теплой шерсти. На холоде в голове несколько прояснилось, а от проглоченной каши в потяжелевшем желудке на полчаса, или даже чуть больше, присмирел голод. Мужчина понял, что чувствует себя достаточно неплохо для того, чтобы сделать еще одно важное дело, в последнюю неделю превратившееся в обязанность.
В полевом лагере царила деловитая суета. Идущего теневика замечали издалека и старательно огибали, суеверно творя охранные знамения, а он сам уже давно не обращал внимания на чужой страх. Здесь и сейчас высокородные аристократы почти не отличались от простых воинов, смешивались с ними в единый организм: война умерила спесь и показала, насколько мала разница между людьми разных сословий. Может, осознав это, командиры согласились бы пойти на мировую, только мириться, кажется, было уже не с кем.
Лазарет располагался на краю лагеря – и пациентам тише, и здоровым меньше напоминаний о бренности бытия. В большую низкую палатку Хаггар нырнул как в ледяную воду – затаив дыхание и подобравшись в ожидании хлесткого удара.
Внутри было тепло, почти жарко, и душно, так что маг распахнул верхнюю одежду. Пахло теплой кровью, травами, болезнью, смертью и магией – сложный букет, отдающий безнадежностью. Света вполне хватало, чтобы оглядеться и найти взглядом заправлявшего здесь целителя. Тот почувствовал пристальное внимание, отвлекся от своего занятия – маг сортировал зелья и ингредиенты, – заметил неподвижно замершего у входа теневика. Поймал вопросительный взгляд, едва заметно качнул головой и опустил глаза.
Хаггар на мгновение стиснул зубы и кулаки, глубоко вздохнул в попытке взять себя в руки. Сосредоточенно погрузился в воспоминания, пытаясь выудить из недр памяти что-то безусловно светлое, вроде детских воспоминаний и сада возле родового поместья. Постарался надеть на лицо выражение, отличное от равнодушия.
Стоило выйти из привычного отстраненного состояния, потерять концентрацию на нем, и на языке почудилась горечь, а все тщательно скрываемые от самого себя мысли радостно зашевелились, как стервятники, почуявшие падаль.
Ободряющей улыбки не получилось. Но, по крайней мере, равнодушие временно кануло в недра души и Хаггар стал похож на нормального человека. Висевшее сбоку при входе небольшое зеркало отразило перемену, мужчина поморщился и двинулся вглубь душного помещения, в самый дальний угол, стараясь ступать тихо и не тревожить людей, лежащих на койках.
– Привет, – тихо проговорил он, нырнув за занавеску, отделявшую одного пациента от всех остальных. Он знал, что ее повесили для защиты этого человека от губительного, слишком яркого света, но все равно этот закуток устойчиво ассоциировался у него с одиночной камерой. С карцером.