Спасибо, мама, что ты есть - стр. 18

Г. Мистраль

Рождение детей замечательнее, чем завоевание, изумительнее, чем самозащита, и так же смело, как любое из них.

Г. М. Стайнем

Роды – это немного больше, чем набор мускульных сокращений, позволяющих пройти ребенку. Так рождается мать.

Э. Бомбек

В этом мире существует только один крик, содержащий в себе радость, печаль, восторг, агонию, – материнский крик созидания.

А. Дункан

Только два раза – при рождении и смерти ребенка – мать слышит свой собственный крик как бы со стороны.

А. Дункан

На суше, среди деревьев и кустов, мух, птиц, зверья – роятся люди. Среди миллионов людей и ты произвела на свет нечто. Что же? Стебелек, пылинку – ничто. Оно такое слабое, что его может убить бактерия, которая, если увеличить ее в 1000 раз, предстанет глазу как точка… Но это ничто – плоть от плоти морской волны, ветра, молнии, солнца, Млечного Пути. Эта пылинка – в кровном родстве с колосом, травой, дубом, пальмой, птенчиком, львенком, жеребенком, щенком. В ней заключено то, что чувствует, видит, страдает, радуется, любит, надеется, ненавидит, верит, сомневается, притягивает и отталкивает. Эта пылинка обнимет мыслью – звезды и океаны, горы и пропасти, – все. Что есть содержание души, как не целая вселенная, только в иных масштабах? Таково извечное противоречие человеческой натуры, которая возникает из праха и в которой живет Бог.

Я. Корчак

Ты родила восемь фунтов воды и два фунта пепла. Каждая капля твоего ребенка была дождинкой, снежинкой, мглой, росой, водой, мутью в городском канале. Каждый атом угля или азота связывался в миллионы разных веществ или разрушал эти соединения. Ты лишь собрала воедино то, что было.

Я. Корчак

А. Т. Твардовский

Почти у всех только что родивших женщин лицо становится, хотя бы ненадолго, красивым и спокойным. Должно быть, эта красота материнства пленила великих художников Возрождения – Рафаэля, Леонардо и Боттичелли, – когда они писали своих мадонн.

К. Г. Паустовский

Ты говоришь: «Мой ребенок». Нет, это ребенок всех – матери и отца, дедов и прадедов. Чье-то далекое я, спавшее среди предков, чей-то истлевший, давно забытый голос вдруг зазвенел в твоем ребенке. Триста лет назад, во время войны или мира, в калейдоскопе перекрещивающихся рас, народов, классов кто-то овладел кем-то – по обоюдному согласию ли, насильно ли, в минуту вожделенья ли, любовного упоения ли, обманул ли, соблазнил ли, – никто не знает кто, когда, как, но Бог записал это в книге судеб, и антрополог уже гадает по форме его черепа или цвету волос.