Спаси меня - стр. 12
– Сука, я чуть в штаны не наложил, когда их головы над водой увидел. Утопленницы, мать их! Там же мелко должно быть!
– Должно. Но не было. Я даже не сразу понял, что произошло. Вот Ника есть, а вот её нет.
– Явр, там реально обрыв прямо у берега. Я проверил. Метра в два. Впадина, блять, марианская. Как девки не утопли, я вообще не понимаю, нахуй.
– А ну, заканчивайте ругаться!
– Извини. Правда, не со зла. Эмоции. Девчонки чуть не утонули.
– А как эта из зарослей рванула, а? Я сначала не понял, зачем. А она, оказывается, спасать кинулась. Как в грёбаном Малибу.
– Откуда только силы взялись? Худющая, как щепка. Ника её здорово притопила. Пока выуживал, думал поломаю.
– Живучая буратина!
От ругани до восхищения и хохота.
Сквозь шум в ушах и горловые спазмы до меня еле доходит смысл сказанного. Я стою на карачках носом в песок и натужно кашляю. Горло дерёт, из глаз текут слёзы. Мне и страшно, и больно, и жалко и себя, и Веронику, и глупую собачонку. Волосы висят сосульками, концы перепачканы в песке. Я мотаю головой, пытаясь убрать их с лица, но рукой сделать это боюсь: четыре точки опоры лучше, чем три, а упасть рачки перед взрослыми парнями совершенно не хочется. Всё же мне двенадцать, а не девять, как Нике, и за «буратину», честно говоря, обидно. Хорошо, что это сказал не Тимур, иначе от горя я бы точно умерла на месте.
Наконец, чьи-то руки поднимают меня с песка и держат, пока откуда-то берётся полотенце, и уже другие руки начинают активно меня им растирать.
– Её бы раздеть.
– Ты не охренел, часом, Гера?
– Да я без всяких дурных мыслей, Явр, ты чего? Вон, как девчонка дрожит.
– Это стресс. Её ещё долго трясти будет. Тебя как зовут-то, спасительница?
Всё ещё страшась взглянуть на Тимура, а это именно он меня спрашивает, я проклациваю одними зубами:
– Т-т-тесса.
– Инесса?
– Н-нет. Т-тесса.
– Тесса? Что за имя такое?
Это спрашивает тот самый, кто предлагал меня раздеть и кто сейчас активно вытирает мне голову, которая рискует быть оторванной от шеи, если он будет делать это чуть более рьяно.
– Тереза, – говорю я.
Полотенце над моей головой замирает.
– Как? – басит надо мной мужской голос.
– Тереза, – повторяю сердито.
Через мгновение парни начинают смеяться, на все роды склоняя слово «мать».
Точнее, ржут четверо, а Тимур стоит поодаль и широко улыбается.
Много после я буду смаковать этот момент, когда впервые заставила улыбнуться Тимура Яворского. У него на руках сестрёнка, которая, уткнувшись ему в шею, судорожно всхлипывает, а вокруг четверо друзей – такие же мокрые, как я, и, возможно, чуть менее бледные, – но даже смеющимися они производят впечатление серьёзных парней.