Спасая жизни. Дневник военного хирурга - стр. 57
Фельдшер рязанского полка Свинцов ранен в лодке, в которой находились наши стрелки, подъезжавшие к правому берегу Дуная. Входное отверстие огнестрельной раны находилось на 4 поперечных пальца ниже грудинного конца ключицы и на 2 поперечных пальца кнаружи от левого края грудины. Рана имела косое направление спереди и снаружи кзади и кнутри. Непосредственно после ранения обнаружились кашель и кровохаркание. На второй неделе после ранения значительная лихорадка (температура 38–39°С), припухлость покровов верхней части передней поверхности грудной клетки слева. Сильная припухлость области левого грудино-ключичного сочленения и зыбление. Из раны истекает ежедневно около 3 унций гноя. 5 июля удлинена рана до 4,5 см параллельно нижнему краю ребра. Палец ощущает обнажение и неровности на соответственных краях I и II ребер и левого края грудины. Грудино-ключичное сочленение вскрыто. Пуля лежит между I и II «ребрами; длинная ось ее параллельна продольной оси ребра; передняя половина пули скрыта под трудной костью. Через пулю передается биение (pulsatio arcus aortae), совпадающее с пульсом. Пуля лежала свободно в своем ложе, одетом хорошей грануляционной тканью; она легко извлечена корнцангом[19]. Вслед за пулей извлечены были два небольших костных осколка, отбитые, вероятно, от грудины. Через три недели после извлечения пули заживление раны и полное выздоровление.
8 июля я оставил Галац и выехал в главную квартиру, находившуюся в то время в Трнове. В Галац я не возвращался уже, но получил назначение отправиться в Никополь и Турну-Мотурелли для оказания пособия находившимся там раненым. В Никополь и Турну-Могурелли доставлены были почти все раненые при взятии Никополя 3 июля и при нападении на Плевну 8 июля. В Турну-Могурелли я прибыл 14 июля. Нашел здесь еще около 250 наших раненых. Они помещались в только что отстроенной румынской казарме без окон и дверей; в летнее время это не представляло большого неудобства; напротив, давало самую совершенную вентиляцию. Казарма лежала на окраине города, на возвышенности, открытой к Дунаю. Раненые лежали на соломе, только немногие из них имели тюфяки. Белья недоставало, но перевязочных веществ имелось достаточно. Раненые находились на попечении доктора Духновского, единственного врача, прибывшего сюда из главной квартиры. На третий день прибыли еще два врача, состоявшие в распоряжении Общества Красного Креста; вместе с ними прибыли 4 сестры милосердия.
С прибытием этих лиц можно было организовать более правильный уход за ранеными, между которыми находилось до 20 % тяжело раненных и оперированных. Весьма чувствителен был недостаток прислуги, которую нельзя было добыть никоим образом, несмотря на самое горячее содействие со стороны уполномоченных Общества Красного Креста; приходилось вербовать прислугу из местных жителей, которые не хотели нести тяжелой службы госпитального служителя ни за какие деньги. Здесь обнаружилась вся тяжесть зависимости от исключительных обстоятельств войны; в чужом городе, незнакомые с бытовыми условиями, вдали от центра военно-тюлевого управления, мы были поистине в беспомощном положении. Если бы имелись подвижные (летучие) отряды прислуги, предназначенной для исполнения обязанностей сидельцев или госпитальных служителей, легко было бы пособить горю. И это положение создалось в стране нам дружественной, среди союзников. В стране же враждебной, завоеванной такая случайность еще более возможна. Мы были в таком положении, что врачи должны были исполнять все то, что исполняет обыкновенно сиделка или госпитальный служитель.