Спартаковские исповеди. Отцы-основатели; из мастеров – в тренеры. От Старостиных до Аленичева - стр. 17
– Николай Петрович, это вы?! – И заорал на всю ивановскую: – Да это же Старостин!
Оказалось – болельщик, который его знает хорошо. И тут народ сразу налетел! Люди-то табуном идут, на футбол. И уже от касс до входа на трибуну мы шли в эскорте. Все глазеют – какой он теперь из себя. Потом уже только, как на трибуне сели и матч начался, его в покое оставили. Сразу стало понятно, как он популярен, если спустя столько лет у людей была такая реакция.
Отец после лагеря оказался единственным, кто совсем ни в какой роли не вернулся в футбол. Дядя Коля предлагал ему всякие спортивные варианты, но поскольку он был дипломированным специалистом, пошел в институт «Инжтехпомощь». Там ему сразу дали должность начальника отдела.
Андрей стал писать – и статьи в журналы, например в «Юность», и книжки. До него книгу под названием «Записки капитана» еще до войны написал Александр, но брат и его, и Николая по этой части здорово перещеголял – написал три или четыре. У меня есть все.
Еще знаю, что в лагере Андрей сочинял стихи. И даже поэму, по размеру – как «Евгений Онегин». Мне об этом тети Клавдия и Вера рассказывали и показывали, он им посылал. В первые годы заключения, самые тяжелые и мрачные, он за перо взялся. Не берусь рассуждать о качестве, но мне показалось – стихи вполне профессиональные. Сохранились ли они – надо будет у Наташки, дочери его, спросить. Тем более что она у нас литературовед.
Когда братья вышли на свободу, очень много людей помогали им с реабилитацией. Был какой-то Лебедев – помню, мелькала такая фамилия. Кто-то в Моссовете… Им лично не надо было никуда ходить и просить, за восстановление справедливости в их отношении многие боролись. Они ведь попали под самую первую реабилитацию, еще до XX съезда. Тот был в 1956 году, а их восстановили в правах сразу, в 1954-м.
Из притеснений в отношении меня до того, как их реабилитировали, было разве что одно – взяли не на тот факультет, куда я хотел. Надеялся попасть на электровакуумную технику и приборостроение, а меня послали на теплоэнергетический. Потому что на первом было что-то секретное. Зато на ТЭФ была стипендия 395 рублей!
Я же был золотой медалист. Помню, на меня целая комиссия, как на Пушкина, собралась посмотреть – всем интересно, как выглядит враг народа, ну пусть даже сын врага! Хотя вот видите – золотую медаль в школе дали, хоть отец и сидел. Учителя на это наплевали. Они у нас там были «контрики», очень меня все любили. А когда сдал вступительные, мне сказали: «Зайдите в комнатку к руководителю курса, он вам все объяснит». Совсем «прокатить» не могли – но на другой факультет засунули. Но этим все притеснения и ограничились.