Созвездие Стрельца - стр. 19

– Теперь много бессмыслицы говорят, – пожала плечами Инга. – Ну что такое атмосферная, можете вы мне объяснить, Тамарочка? Ничего не значащее красивое слово. Можно отнести к чему угодно. Или вот еще я слышала оценку: эпичная. Это что, по-вашему?

– То же, что и по-вашему, – улыбнулась Тамара. – Бессмыслица.

– Павел Петрович, идите к нам! – громко позвала Вероника, глядя на аллею между березами.

Паша, наверное, приехал следующей после Тамары электричкой и до Махры добирался автобусом. Он шел к себе на четвертую дачу. А пятая была расположена так, что с полянки перед нею просматривалась вся дорога от ворот. Пятая дача являлась поэтому мечтой для сплетников и созерцателей.

Тамара познакомилась с Пашей в свое первое здешнее лето. Он навещал отца, который жил в Известиях со своей новой семьей. Паша даже ухаживать за Тамарой пытался тогда, но она почему-то сразу восприняла его так дружески, как в двадцать лет не воспримешь мужчину, с которым у тебя может получиться нечто любовное. Так оно на всю будущую жизнь и вышло: не роман, но дружба. В молодости Тамара об этом сожалела даже, потому что Паша Вербинин был мужчина с блестящим глазом и женщинам нравился. Но теперь она этому радовалась. Толку ли в переглядках и поцелуях при луне! Дружеское расположение, не исчезнувшее за тридцать пять лет, куда дороже.

– Кофе остался как раз для вас, – сообщила Вероника. – И сливки. Посидите с нами пять минут, Павлуша, дружочек, расскажите, что там во внешнем мире происходит.

Может быть, дамы играли в патриархальную дачную жизнь немного слишком старательно, но Тамаре это нравилось. Большинство людей ни во что не играют, и жизнь их идет как идет, и представляет она собою нечто такое расплывчатое и вялое, что начинаешь ценить каждое усилие, которое придает ей форму.

– Спасибо, с удовольствием. – Паша бросил рюкзак под сосну и сел за стол. – Но вряд ли я вам что-то интересное расскажу про внешний мир. Всю неделю только и жду, когда из него сюда вырвусь.

Вероника налила ему кофе из никелированной итальянской кофейницы, Инга – сливки из фарфорового сливочника, сделанного в виде белой коровы.

– Счастье, – сказал Паша, глядя на корову.

– Что – счастье? – улыбнулась Инга. – Сливки?

– И сливки тоже.

Что он имеет в виду, Тамаре было понятно. Да и дамам, конечно, тоже. Во внешнем мире – в Москве, в том кругу, где была работа, родственники, знакомые, где все казалось привычным и ясным, – жизнь шла теперь лишь по инерции, царили в ней растерянность и апатия, более или менее умело замаскированные, а если кто-то испытывал задорную бодрость, значит, человек этот был неумный или лживый.