Созвездие Преподобного Серафима. Соратники и сомолитвенники святого Серафима Вырицкого - стр. 15

Эта молитвенность, которая ярко светилась на его лице, один взгляд на которое у всех верующих людей уже внушал благоговение, подняла его до больших духовных высот, почему у него и бывали поразительные духовные прозрения: часто сбывалось в точности то, о чем он говорил и предупреждал заранее, и многие потом каялись, что не вняли вовремя его предостережениям…

Известны случаи, когда по молитвам Владыки Феофана происходили чудесные исцеления… Сам внешний облик его, манера себя держать и говорить невольно возводили мысль к древним прославленным святителям нашей Христовой Церкви: Да! думалось, глядя на него и слушая его речь: вот таковы были несомненно и они – все эти великие столпы Православия! Необыкновенная выдержка, воспитанность, деликатность в обращении, чуждые столь иногда модной в наши дни фамильярной развязности и цинизма, ласковая внимательность ко всем приходящим, особенно с духовными вопросами, и сердечная отзывчивость на всякое горе и нужду – вот каковы были характерные черты нашего дивного святителя.

“Никтоже от него тощь и неутешен отъиде, но всем в сладость бысть видение лика его и благоуветливый глас словес его” – словами этой молитвы преподобному Серафиму в конце акафиста ему вполне можно сказать и о нашем святителе. Только к врагам Церкви Христовой и ко всем вольнодумцам и модернистам, подрывавшим самые основы нашей Церкви и православного мировоззрения был он суров и непримирим, не соглашаясь идти ни на какие компромиссы.

Церковь и ее святая Истина были ему всего дороже на свете, и ради нее он всегда был готов принести в жертву свое личное благосостояние и жизненное благополучие. Это многократно показывал он на деле в течение всей своей жизни, никогда и ни в чем не ища “своих си” (своих выгод – авт.), но ратуя только за торжество Истины, и если видел что он ничего не может сделать, то просто отходил в сторону, не желая даже косвенно принимать участия в какой бы то ни было неправде или беззаконии. Тут он был совершенно неумолим.

Никогда не переносил он никаких вульгарных высказываний, никаких пошлостей, неприличий и непристойностей в разговоре, и тотчас же удалялся, если такой разговор в его присутствии начинался, из каких бы лиц окружающее его общество не состояло. Тонкая и духовно-деликатная, нежная структура его возвышенной души ничего подобного выслушивать ему не позволяла, и такое общество всегда было ему глубоко чуждо и неприемлемо.

За это многие его и не любили, конечно, по зависти к нему, чувствуя и сознавая его несомненное духовное превосходство, – но люди, действительно духовно настроенные, ценили его такую неподкупную прямоту и возвышенную настроенность его истинно праведной души, преклонялись пред ним и благоговели.