Создатели и зрители. Русские балеты эпохи шедевров - стр. 20

Первое, что поражает: говорит знаток балета, и знаток внимательный. Препарасьон и остановка после пируэта в четвертой позиции описаны с пониманием дела. Да и гран рон де жамб, который обводит ногой балерина, замерев на весле, тоже. О каком балете речь, из описания Достоевского тоже понятно сразу: это «Наяда и рыбак», петербургская премьера 1851 года.

Второе, что бросается в глаза: ирония Достоевского целиком относится к картине. Но вовсе не к «Наяде и рыбаку» или балету вообще. Достоевский не смеялся над толстым веслом или финальной группой под занавес. Он защищал право балета на театральную условность. То есть на «ненатуральность» и «неестественность». Он говорил о своеобразном пакте между искусством и зрителями.

Но инерция эпохи уже набрала силу. Между передовым литератором и ненавистником балета полагался знак равенства.

Советские историки балета выдернули из статьи Достоевского несколько фраз и – переписывая цитату друг у друга (контекст давно уже никого не интересовал, равно как и сложность картины) – затрепали вконец. Достоевского следовало затолкать в группу «передовых» во что бы то ни стало. Его вес иначе перекосил бы удобную простую концепцию.

А современники… Они этого Достоевскому не спустили.

И снова «Наяда и рыбак».

Ей Салтыков-Щедрин посвятил свою «Программу современного балета», написанную в 1864 году. На этот момент «Наяда», мягко говоря, не новинка: как уже упоминалось, хореограф Жюль Перро перенес свой лондонский балет в Петербург в 1851 году. От этой постановки сохранилось множество фотографий. Например, такая. Екатерина Оттовна Вазем, петербургская немка, холодноватая балерина и вообще женщина порядочная, в роли рыбачки. Коротенькие шортики поверх трико, тесная рубашечка с короткими рукавами, в рубашечке – бюст. Шапочка сдвинута набекрень на пышно взбитых волосах. В пухлых белых ручках гитара.

Фельетон Салтыкова состоит из двух частей. В первой – квазирецензия на спектакль. Единственная живая деталь во всей рецензии на «Наяду» – это пот, который градом катится с лица премьера Иогансона, разъедая грим и обнажая морщины: Иогансону на тот момент под пятьдесят и вариация, надо полагать, прыжковая. Как балетный критик, Салтыков-Щедрин Достоевскому проигрывал полностью.

Во второй части – фельетонное либретто «современного балета». В 1860-е фельетоны на русские безобразия, написанные в форме «либретто балета», были весьма распространены. Писали такие либретто даже на дурную работу петербургского водопровода. «Балетный» памфлет Салтыкова-Щедрина был направлен против братьев Достоевских. Так что «Наяда» подвернулась под ядовитое перо не случайно: как не плюнуть ядом в то, что уже хвалил Федор Михайлович.