Созданы для любви - стр. 21
, – настаивала она, когда Хейзел в прошлый раз зашла к ней домой, – лучше пожмем друг другу руки и договоримся встретиться позже. Такое вот джентльменское соглашение». Руки они пожали, хотя Хейзел хотелось последовать внутреннему протесту – звучащему в ее голове голосу профессора по феминологии и… кого еще? Октавии Батлер? Хейзел нравилось думать, что все феминистические мысли посылает ей в голову дух Октавии Батлер, – и сказать: «Джентльменов тут нет, мам. Да и соглашаться друг с другом у нас нечасто выходит».
– Но сейчас телефон, кажется, заработал, – Хейзел почувствовала, что реплика вышла не очень-то очаровательная, и задумалась, что бы такого сказать, чтобы его очаровать. – Так приятно слышать ваш голос.
– А мне хотелось услышать твой, так что я разобрался со счетами. Не хочешь встретиться сегодня вечером?
Кое-какие факты из ее жизни, которые, как она поняла теперь, были Байрону известны, – например, то, что с деньгами у нее беда и что она вылетела из колледжа, скрыть было нельзя. Но ее слова и эмоции могли не иметь ничего общего с реальностью. Он бы проникся быстрее, притворись она, что уже от него без ума, – так она и сделала.
– Тогда этот телефон будет телефоном-только- для-Байрона, – сказала она. – Никто другой не узнает, что он снова заработал. А если позвонит кто-то, кроме вас, я просто повешу трубку. – И тут у нее вырвалось более искреннее: – А как вы узнали, что моя мама при смерти?
Впрочем, она уже представляла себе высокосветскую интрижку, ужин, где в качестве декорации присутствует рояль или даже рояли. Понтовым ресторанам наверняка мало одного рояля. Ей было нечего надеть. Она покупала себе одежду с кредиток (и иногда воровала, успокаивая свою совесть мыслью о том, что производители наживаются ценой рабского труда. Она убеждала себя, что воровать и носить одежду, сшитую в потогонных цехах, – один из способов борьбы за права человека). Но большая часть ее одежды была в плачевном состоянии – вся в потертостях и пятнах, прожженная дешевыми сигаретами и с едким запахом отбеливателя. «Боже, – сказала ей умирающая мать, когда она в последний раз ее навещала – Боже-боже-боже. На тебя что, напали? Что это за вид? Если бы я увидела тебя на улице, я остановилась бы спросить, не нужно ли тебе в полицию. Знаешь, что говорят твои джинсы? „Надо мной только что надругались. Я хочу сделать заявление“. В самом худшем смысле!»
Словом, ее одежда не вписывалась в образ оптимистичной и податливой девушки, которой она хотела казаться Байрону.
– Извини, если я нарушил твои личные границы, – сказал Байрон. – Моим сотрудникам пришлось навести справки о тебе еще до нашего первого разговора. А они ответственно подходят к делу, когда речь идет о сборе данных в сети. Да и вообще.