Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха - стр. 47
Шенгелая очень нравилось в больнице. К тому же возвращаться на «хату» для него было невозможно. Отари понимал, что Гурам не ограничится избиением: фраза о «семейном альбоме», сказанная Шенгелая прилюдно, требовала удовлетворения. За подобное оскорбление блатной имел все основания завалить обидчика. Тогда, в камере, жертве крупно повезло – в момент экзекуции на «хату» привели новенького, и «рекс» прекратил избиение.
А потому он должен был любой ценой пробыть на «больничке» до суда. Отари решил сделать все возможное и невозможное, чтобы выжить.
Впрочем, проблема решалась просто. Дав взятку врачу, Отари продлил свое пребывание еще на неделю. Затем еще на неделю…
Все произошло именно так, как и планировали Шенгелая и его адвокат.
Седьмого мая состоялся суд. Судья – пожилая, злобная, похожая на высушенную змею тетка, – хищно сверкая очками с бифокальными линзами, сообщила, что суд «считает возможным изменить меру пресечения на освобождение под залог двадцати тысяч долларов, которые следует внести на расчетный счет суда в рублях в соответствии с теперешним курсом Московской межбанковской валютной биржи». Под такой же залог был освобожден и Мамука: Шенгелая не мыслил себя без телохранителя.
Сорок тысяч долларов внесла фирма, подконтрольная Важе Сулаквелидзе, и вскоре недавние арестанты жадно вдыхали пьянящий запах свободы.
Вечер было решено провести в ресторане сообразно национальной традиции. Тем более что повод для застолья выглядел более чем серьезным. Собрались лишь самые близкие – Мамука, адвокат, родственники и, естественно, Важа Сулаквелидзе.
Выпитое подействовало на публику расслабляюще: когда за окнами зависла глубокая ночная тьма и предупредительные официанты зажгли бра, разговор стал более откровенным и раскованным.
– Важа, – произнес Отари, непривычно пьяный после трехмесячного воздержания от спиртного, – там, в тюрьме, со мной такое случилось… Вот, послушай…
Крестный отец слушал внимательно, не перебивая, а дослушав, изменился в лице.
– Кто, ты говоришь, это был? Гурам Анджапаридзе?
– Да, – кивнул Шенгелая.
Важа тяжело вздохнул.
– М-да, запорол ты косяк. Знаю я этого Гурама, еще по Тбилиси знаю. Этот никому не простит. Этот за все спросит. А не спросит – авторитет свой уронит. Повезло тебе, брат, повезло, вот что я тебе скажу. Не появись тогда на «хате» «рекс», не сидели бы мы тут с тобой. Да за такие слова, да еще при свидетелях…
– Что такое? – тревожно спросил Отари, мгновенно протрезвев.
– По всем понятиям, он должен тебя вальнуть, вот что, – подвел итог Важа и, печально взглянув на собеседника, продолжил: – И я ничем не смогу тебе помочь. Это – его право. Сам-то он скорей всего на этап в лагерь пойдет, но это ровным счетом ничего не меняет. Он и оттуда тебя достанет, если захочет.