Совокупность совершенства - стр. 9

Мы пили вино, болтали, я играл ей, после мы снова переместились в спальню, и вместо вчерашнего вкуса персика я наслаждался все той же изабеллой на ее губах… Потом мы говорили еще. Мы лежали, а в незашторенное окно моей спальни нас рассматривал желтый глаз огромной красавицы луны. Об этом сказала мне Надин. Она пожелала мне спокойной ночи и, обняв, приготовилась, видимо, отойти ко сну. Я пожелал ей того же самого и закрыл глаза. «По-моему, черт побери, я влюбилась», – прозвучало вдруг в голове. В изумлении я распахнул веки, пытаясь понять, что произошло. С большим трудом, но я все-таки заснул в ту ночь.

А утром я взял ее с собой в студию.

Белая воскресная ночь плавно втекла в утро понедельника. Николай Степанович глянул на часы. Они показывали четыре. Накинул потертую светлую куртеху, взял свою старенькую двустволку ИЖ-27, стоявшую в коридоре у стенки, посмотрел на фотографию жены, Марии Григорьевны, умершей год назад, перекрестился и вышел из дома. На крыльце он остановился (он всегда останавливался на крыльце) и любовно осмотрел свой участок, привычно перемещая взгляд против часовой стрелки. Перед его глазами проплыли заросли крыжовника, красной смородины, пара кустов малины. Затем старый, немного покосившийся забор, а за ним дорога. А слева пять березок, расположившихся точнехонько по меже, разделявшей его землю и владения соседа. Никакого забора между их участками не было. Николай Степанович залюбовался красивыми деревьями, которые сам сажал в начале пятидесятых под чутким руководством отца, Степана Матвеевича, и мачехи, тети Зины. Так он ее называл, а она ругалась: «Ну какая я тебе тетя?» Не было, давно уже не было на земле ни Степана Матвеевича, ни тети Зины, а березки все росли, жили и радовали глаз Николая Степановича своей простой русской красотой. Постояв минуту, он пошел дальше, к забору, тихонько скрипнул калиткой и ступил на влажную грязь деревенской дороги. Николай помедлил, разглядывая лужу; вчера вечером ее еще не было.

– А ночью опять лил дождь, – тихо сказал он.

Он направился к остановке автобуса, находившейся в километре от его дома. Первый автобус в районный центр должен был появиться через двадцать минут – как раз хватит, чтобы спокойно добрести до нее. Хватило и пятнадцати. Автобус приехал с пятиминутным опозданием, и Николай Степанович забрался внутрь, кряхтя и ругая провинившегося, с его точки зрения, шофера. Ехали около часа. За окном старенькой муниципальной тарахтелки поля сменялись лесами, а леса – полями. С интервалом в двадцать минут автобус остановился в двух деревеньках, но в салон никто не подсел. Пассажиров, кроме Николая, было двое: женщина лет сорока и парень, развалившийся на двух сиденьях на галерке транспортного средства. Парень спал, и сон его сопровождался богатырским храпом. Когда трели становились невыносимо звонкими, женщина поворачивалась и недовольно смотрела на него. Николай сел за дамой и оказывался на линии огня ее больших голубых глаз в моменты, когда она оглядывалась на спящего юношу.