Советский граф Алексей Толстой - стр. 67
Коллекцию картин, собранную покойным мужем, Морозова подарила Третьяковской галерее.
В салоне Маргариты Кирилловны собирались несколько иные люди, чем у Носовой и Гиршман. С. И. Дымшиц отметила: «Гости были люди солидные, всё больше профессора».
Сергей Иванович Щукин – самый известный собиратель новейшей западноевропейской живописи. После его эмиграции коллекция в 1918 году была национализирована. На ее основе был создан 1-й Музей новой западной живописи. В 1923 году он был слит со 2-м Музеем новой западной живописи, возникшим в 1919 году на основе коллекции М. А. Морозова. Так возник Музей нового западного искусства, который был ликвидирован в 1948 году, а его фонды распределили между Музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве и ленинградским Эрмитажем.
С. И. Щукин
Начало драматургической деятельности
Князь Сергей Александрович Щербатов был не только коллекционером живописи, но и художником. В принадлежащем ему доме Толстые поселились после переезда в Москву. Это обстоятельство способствовало частым встречам Алексея Николаевича с князем. Беседовали, конечно, об искусстве. Обсуждали написанное графом. В ходе этих бесед С. А. Щербатов посоветовал писателю изменить название комедии «Лентяй» на «Насильники». Это драматургическое произведение стало первым у А. Н. Толстого, попавшим на сцену.
В том, чтобы «Насильники» увидели свет рампы, автору помог художник К. В. Кандауров, заведовавший тогда осветительной частью в Малом театре. А. Н. Толстой вспоминал:
«В августе 1912 года я привез в Москву пьесу под названием “День Ряполовского”… Я отдал читать ее Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко в полной уверенности, что Художественному театру только этой пьесы и не хватает.
Владимир Иванович вызвал меня в театр, обласкал и начал говорить, что пьеса моя интересная, но ставить ее нельзя – трудно…
Я был в восторге от этой беседы, хотя и понимал, что первый опыт провалился. Но писание пьес – прилипчивая инфекция…
На другой день после беседы с Владимиром Ивановичем я вниз головой бухнулся в мутную пучину новой пьесы.
Это была комедия. Как она станет развертываться, чем должна кончиться, что будут говорить и делать мои персонажи, я не имел ни малейшего представления… Я написал уже семнадцать картин, а в конце еще и конь не валялся.
Помог мне мой друг, Константин Васильевич Кандауров, который с незапамятных времен заведовал в Малом театре солнцем и луной, грозой и бурей. Как дух стихий, он сидел под сценой и не раз приглашал меня в свою будочку, откуда я следил за спектаклем. Кроме того, он был живым архивом театра. Всех в театре – директора, актеров, режиссеров и рабочих на сцене – он считал превосходнейшими людьми и страшными чудаками. Когда он замечал в ком-нибудь чудачество, то начинал любить этого человека, от души потешался и оказывал ему тысячи услуг.