Советский граф Алексей Толстой - стр. 24
Через неделю Александра Леонтьевна ответила сыну:
«Мне кажется, что твое разочарованное впечатление о студентах несколько сгладится впоследствии. Конечно, есть всякие, но мне кажется, что твой титул, твоя одежда и 100 р. в месяц мешают пока найти самую симпатичную часть студенчества, нуждающуюся, пробивающуюся в жизни своими силами».
Упоминание в письме о титуле – не случайно. А. Л. Толстая уже начала хлопоты о присвоении младшему сыну титула графа. Через два месяца ее усилия привели к успеху – 19 декабря 1901 года Самарское дворянское депутатское собрание вынесло определение о причислении А. Н. Толстого к роду его отца – графа Н. А. Толстого.
Алексей, отвечая на октябрьское письмо матери, написал в начале ноября 1901 года:
«Дорогие папа и мама, начну с того, что я нисколько не обиделся на твое, мама, письмо, напротив, я был очень тронут им, и оно заставило меня задуматься. Над чем? Для кого я живу.
Бывает два рода людей.
Одни живут для себя, другие – для других. Не трудно мне было понять, что я принадлежу к первой группе. В ней же могут быть бесчисленные подразделения. Одни признают только свое “я” и больше ничего. Другие, кроме этого “я”, любят и живут для другого одного человека, одного, т. к. им не хватает сил и любви на нескольких. Буду говорить откровенно. Сперва “этот другой” были вы (ты и папа), потом постепенно перешло на Юлю. Да, я могу сказать, что она стала для меня всем, она есть цель в жизни, для нее я работаю и живу. Это началось с моего отъезда в Териоки, где пришлось потратить столько сил для подготовки. Мне кажется, что это чувство немного подходит к чувству матери, которая, страдая, рождает ребенка, страдает, воспитывая его, и, понятно, безумно любит его.
Перед Юлией я весь как на ладони, с моими горестями и радостями, с ней я рука об руку иду навстречу будущему. Вот первый мотив замалчивания перед вами: у меня, иными словами, выходит весь запас искренности и откровенности, я к вам приезжаю, и у меня нет невыясненного, скрытого во мне, я уже раньше высказался.
Второй мотив – это стремление, болезненное стремление к свободе. Не скрою, что я не так понимаю ее, что я дохожу в ней до абсурда и глупости, что я (раньше) нарочно уклонялся от влияния, чтобы быть свободным.
Вот два, и только два мотива отчуждения меня от вас. Деньги. Они только служат, как побочный факт, они влияют, это правда, но не так, как вы думаете. Мне сдается, что и без них было бы то же…
Так я понимаю причину моего отчуждения. <…>
По-моему, отчужденность от кого-нибудь создается годами, у меня же она временная, не больше года. Конечно, если бы я желал ее, то она бы окрепла и осталась навсегда. Но дело в том, что мне не менее грустно, чем вам. Ведь у меня есть только трое людей, которых я люблю: вы и Юля. Зачем же класть пропасть между ними? Зачем отвертываться, когда протягивают руку? Мне сдается, что после свадьбы моей с Юлей (весною) отчужденность должна исчезнуть. Тогда не будет этих двух вышесказанных фактов, или, что вернее, они не будут так напряжены. Поэтому, дорогие мои, я сделаю всё, что только можно, а при желании ведь всего можно достигнуть. Моя идея свободы должна войти в рамки сама собой, крайности сгладятся к обоюдному удовольствию…