Советский анекдот: указатель сюжетов - стр. 64
На начальном этапе работы над нашим собранием мы были вынуждены исключить по формальному признаку значительное число записей. В части сборников дословно или близко к тексту воспроизводятся тексты из предшествующих изданий. В таких случаях мы оставляли текст анекдота из хронологически самого раннего сборника, помечая его через знак «=» несколькими шифрами, например: ПР: 02.1925 (ст. орф.) [СА 1925: 55] = СБ: (ст. орф.) [СА 1927: 13] = СБ: (ст. орф.) [КС 1928: 86], что означает, что текст впервые был опубликован в эмигрантском журнале «Воля России» в 1925 году и позже, без серьезных изменений, воспроизведен в нескольких изданных в Риге С. Карачевцевым сборниках. Так мы поступили с записями из эмигрантских и советских сборников анекдотов, генетические связи между которыми легко установить с помощью текстологического анализа. В случае, если анекдот был зафиксирован в собрании Н.В. Соколовой, представленном источниками разных видов и несколькими редакциями подготовленного ею к печати сборника, мы брали наиболее пригодный к воспроизведению текст и за его шифром через знак «=» приводили шифры прочих записей данного анекдота в ее собрании. Всего в Указатель внесено 747 шифров подобных повторов, которые не учитывались ни в каких статистических подсчетах.
При работе над данным собранием выявлено и обработано 9608 фиксации советских анекдотов. На основе данного материала нами выделено 5450 сюжетов, представленных от одной до пятнадцати записей. Поскольку варианты некоторых сюжетов относятся к разным тематическим группам, 3 сюжета получили четырехчастную нумерацию, 20 – трехчастную и 160 – двухчастную. При том, что все эти тексты являются записями одного сюжета с составным номером, во всех статистических подсчетах они фигурируют как самостоятельные сюжеты, и общее число сюжетных статей в Указателе – 5852.
Многие собиратели устной традиции, материалы которых использовались при работе над данным Указателем, преследовали цели, весьма далекие от тех, которые стоят перед профессиональным фольклористом. Это стало причиной попадания в Указатель не только сильно искаженных вариантов реально существующих сюжетов, но и целиком сфальсифицированных текстов. Только часть источников, легших в основу Указателя, может считаться достоверной с позиций адекватности передачи текстов устной традиции – в первую очередь это материалы из дневников, делопроизводственной документации и записи фальклористов. Тексты из прочих источников не могут считаться достоверными по умолчанию. Необходимость отфильтровывать авторские сюжеты, не имевшие устного хождения, но попавшие в тот или иной источник по прихоти составителя – для увеличения объема сборника анекдотов или объема содежащейся в нем ненависти к советской власти, – ставит исследователей перед необходимостью обозначить критерии, могущие позволить констатировать вероятное устное распространение текста. Таким критерием для сомнительных групп источников может стать наличие двух независимых записей одного и того же анекдота. В определенные периоды советской истории вероятность быть зафиксированным у политического анекдота была не очень велика, и наличие двух и более независимых записей – надежный показатель устного происхождения и распространенности анекдота. Вместе с тем решение вопроса об устном хождении того или иного сюжета исходя из соответствия его записей одному формальному признаку представляется не очень конструктивным – в источниковой базе Указателя слишком велика доля анекдотов из сборников, чтобы относить все зафиксированные в них сюжеты, не нашедшие подтверждения в виде дублирующей записи, в разряд вероятно не имевших устного распространения. К тому же источниковедческая картина постсоветского анекдотопечатания слишком запутана – две отличающиеся записи одного сюжета из будто бы не связанных поздних сборников на деле могут иметь тесную связь, неочевидную из-за серьезной литературной обработки одной из записей. Поэтому решение о признании сюжета, имеющего единственную запись, достоверным или возможно не имевшим устного хождения должно приниматься исходя из анализа мотиваций автора источника. Можно выделить три собирательские мотивации, наличие хотя бы одной из которых серьезным образом сказывается на качестве фиксации устной традиции: