Совесть - стр. 43
Он спохватился и бросил через плечо, устало и нервно:
– Может быть…
Сидя как-то устало, подперши голову мягкой рукой, граф вдруг задал вопрос, по-прежнему спокойно и ровно, точно в самом деле с больным говорил:
– А вот мне как сладить с собой?
От неожиданности такого запроса Николай Васильевич так и встал перед ним истуканом, с несчастным лицом, со спутанными волосами на лбу, обдумывая, что бы могло притаиться за такого рода неожиданным поворотом лениво плетущейся мысли, и задумчивые, грустные глаза графа кое-что разъяснили ему.
Тысячу раз он слышал от графа этот самый важный, самый нужный всякому человеку запрос, большей частью уважал графа именно за эту искреннюю потребность сладить с собой, когда вокруг такое множество развелось самодовольных, самоуверенных лиц, я и без того, мол вот как хорош, а если и примечается за мной кое-что, так все вздоры и тьфу, и тысячу раз отмечал, что надобно добровольно принять на себя какое-нибудь полезное, доброе дело, искренне усиливаясь помочь выработаться хотя одному хорошему образованному русскому человеку, ибо тот, кто однажды задумался сладить с собой, уже непременно возвысится духом. Он и принял предложение графа пожить у него, твердо надеясь, что вдвоем им станет легче, сподручней делать свой пусть к совершенству, И, проживая в одном доме с ним, он проверил еще одну тысячу раз, что этот русский хороший образованный человек, подобно всем нашим хорошим образованным людям, весьма силен в покаянии, точно пьяный казак, ручьями потоками льющий горючие слезы о несчастной доле своей, с примерной настойчивостью вымаливал милость у Бога, выспрашивал вернейший совет у близких друзей, однако же никогда не бирал себя в железные руки, полезного дела себе в долг не вменял для того, чтобы не мечтательно, а действительно сладить с собой.
Но нет, графу не для чего было брать себя в железные руки, перед мысленным взором его не манила, не мерещилась великая цель, и потому граф лишь без малейшего толку носился с собой, хлопотал о себе, был спасеньем души отревожен только своей, по возможности честной, по возможности доброй души, а все же только своей, граф, другими словами, слишком уж крепко призадумался о себе.
И вчера за себя испугался, ответственность представилась не по плечам велика, и нынче утром, омрачился только собой, Малый в помыслах, ничтожный в свершениях, чахлый душой, не всегда догадливый и на обыкновенную деликатность, таков перед ним в меланхолических размышлениях сидел человек.
С такого рода людьми он душевно не был связан ничем, кроме неутолимой жажды подтолкнуть их к полезному, доброму делу и тем помочь им воспрянуть закисшей от безделья душой. Пора. давно пора высказать им свое мнение прямо в лицо! Уже много лет он жил одним сильным чувством, что должен сказать наконец, как это ужасно, когда человек живет только собой, печется об одном собственном благе, забывая про насущное благо ближних своих, в своих несмолкаемых помыслах лелеет одного лишь себя: несчастный, мол, я, этого нет, а в том никогда не везет. Больше и некому бросить этот горький громокипящий упрек, и потому должны услыхать от него, до чего мелок и жалок такой человек, он должен посеять в недвижимых душах вечную жажду делать добро.