Размер шрифта
-
+

Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - стр. 28

От дыхания перед глазами всплывало облачко пара: словно с выдохом выскальзывало и обретало видимые формы то, что глодало изнутри. Идзуми глубоко вдохнул холодный воздух – словно собирая всю волю в кулак – и зашагал вперед. Идя по переходу, он набрал номер мамы, но вызов сразу перекинул на голосовую почту. Идзуми просто сбросил звонок.

В детстве Идзуми часто возился в снегу вместе с соседской ребятней. Завидев за окном снег, он пулей выскакивал из дома и мчался в парк. Там с друзьями они час, а то и два играли в снежки, после чего по традиции лепили снеговиков. Идзуми обожал такие дни. Они с Юрико никогда особо не путешествовали – мать не могла позволить себе длительный отпуск. А до боли опостылевший городок под белой пеленой словно переносил в параллельную вселенную. И это очаровывало мальчика.

– Мне один из пацанов рассказал, что они на праздники ездили в Акиту и там отец ему возводил хижину из снега! Ну, ту, что на снежный фестиваль там по всему городу строят… Вспомнил: «камакура» которая! А потом они внутри хижины еще этот суп с фасолью – осируко – ели!

Выражение лица мамы после услышанных слов навсегда отпечаталось в памяти Идзуми. Он всего лишь хотел поделиться тем, какой восторг у него вызвал рассказ о снежных хижинах, но в его речи проскользнуло «отец». На каком-то подсознательном уровне мальчик понимал, что маму ранит это слово: словно за ним непременно скрывается колкий вопрос. Ему казалось, что он уже научился избегать этой запретной темы, но где-то в глубине души все равно таилось желание узнать об отце.

На следующее утро, проснувшись, Идзуми заметил, что на заднем дворике возвышается какая-то круглая гора из снега. Даже не сменив одежду, в пижаме и тапочках он вышмыгнул на улицу.

– Круть! Откуда она взялась?!

– Это я построила!

– Можно внутрь залезть?

– Конечно. Аккуратно только!

Юрико потратила всю ночь, чтобы нагрести снег и соорудить хижину. Крохотная получилась – места внутри было только на одного Идзуми, и то впритык. Но какая же она была красивая! Будто круглое белое пирожное в разрезе!

Юрико оставила мальчика развлекаться в хижинке, а сама отправилась на кухню – готовить осируко. Стоя за плитой, она периодически покашливала.

– Мам, ты как? Точно все в порядке? Ты не заболела? – каждый раз спрашивал Идзуми.

– Все отлично! – неизменно отвечала Юрико и продолжала орудовать на кухне.

Приготовленный суп Идзуми отведал в холодной, но такой уютной хижине. В разваренных бобах пряталась поджаренная рисовая лепешка, на ней были заметны следы от гриля. Юрико тоже хлебала суп на улице, и только краснеющий нос служил свидетельством того, как было холодно. Вечером этого дня оба – и мать, и сын – слегли с сильным жаром. Улегшись бок о бок под одним одеялом, они пересмеивались: «Зато суп-то какой был вкусный!»

Страница 28