Сотник Лонгин - стр. 9
– Ты как раз вовремя! – воскликнул он. – У меня гости. Присоединяйся к нам.
– Как-нибудь в другой раз, – брезгливо поморщился юноша. – Я тороплюсь,– на мгновение он умолк, словно собираясь с мыслями, и проговорил вежливым голосом. – Я бы хотел узнать о судьбе тех ценностей, которые ты взял на сохранение из дома моего отца и храма Опс.
– О каких ценностях ты говоришь? – спросил Марк Антоний, состроив удивленный вид.
Октавиан изменился в лице, в его глазах вспыхнули огоньки ярости.
– Я говорю о казне Кесаря, – решительно заговорил он, – добыче, взятой в галльском походе.
– Не понимаю, о чем ты, – пожал плечами Марк Антоний и зевнул напоказ. – Пойдем лучше выпьем. Тебе нальют чудное фалернское!
– Не буду я с тобою пить, – вдруг вскипел юноша. – До тех пор пока ты не вернешь то, что принадлежит мне по праву наследования. Мой отец завещал…
– Какого наследования? – снова перебил его Антоний. – Твой отец был ростовщиком, а дед – отпущенником…
Октавиан побагровел от гнева, но, сделав усилие над собой, промолчал. Марк Антоний внезапно подошел к нему и запанибратски хлопнул его по плечу:
– Мальчик мой, извини, если я тебя обидел. Правда, у меня просто такой характер. Это была шутка. Пойми – я тебе желаю только добра. Ты еще очень молод. Наследство Кесаря станет непосильной ношей для твоих хрупких плеч…
Октавиан и Антоний стояли друг против друга, словно библейские Давид и Голиаф. И вскоре им, на самом деле, суждено будет сойтись в поединке…
Когда хозяин дома вернулся к жене своей, Фульвия, которая слышала весь разговор, прячась за колонной в атриуме, злобно прошипела ему на ухо:
– Октавиан очень опасен.
– Он всего лишь мальчишка, – возразил Марк Антоний, опустошая наполненный фалернским вином кубок. – Мальчишка без друзей и денег.
– Мальчишка? – повысила голос Фульвия. – А откуда он узнал о казне Кесаря?
Антоний взглянул на жену и, поставив кубок на стол, отделанный золотом, заорал на весь дом:
– Это Цицерон… Клянусь богами, он поплатится за всё!
***
Всадник, укутанный в военный плащ, скакал по добротной вымощенной камнем Аппиевой дороге. Он лишь дважды останавливался в пути: в первый раз осадил своего пегого жеребца у придорожной корчмы, а в другой раз – спешился возле столба, который указывал расстояние до Рима – 20 миль. В стороне от того столба чуть возвышался холмик, на котором лежал надгробный камень. Незнакомец, приблизившись, рухнул на колени перед камнем и, обняв его руками, так лежал долго, до самого захода солнца…
Поздно ночью при свете звезд он въехал в Рим через Капенские ворота. Спешившись, привязал коня своего у подножия Палатина и метнулся по ступеням высокой каменной лестницы наверх холма, а вскоре постучался в особняк Луция Кассия Лонгина. Все домочадцы к тому времени уже спали мирным сном, и позднему гостю пришлось подождать, пока выйдет придверник.