Сотник Лонгин - стр. 65
– Такого не бывало с тех самых пор, как безбожный Антиох Эпифан поставил своего идола на алтаре и приносил жертвы нечистых животных.
– Что происходит? – обратился иудей, принесший на плечах барашка, к юноше, который стоял крайним в толпе.
Тот прокричал с лихорадочным блеском в глазах:
– Поругание веры свершилось, вот что. Сбылось реченное чрез пророка Даниэля о мерзости запустения! Смотрите! – при этом он указал рукою на главные ворота Храма.
Мужчина взглянул вверх и, прикрывая глаза от лучей палящего солнца, увидел огромного золотого имперского орла, который распростер свои крылья над святым для всех иудеев местом. Двое препоясанных, одетых в белое мужчин голосили с возвышения пред вратами Храма.
– Закон Моисеев возбраняет постановку статуй и вообще изображений живых существ. Ирод дерзнул преступить закон. По его приказу сей мерзопакостный идол был водружен над вратами Храма. Но Всевышний не преминул покарать царя-отступника. За творимые беззакония Ирода постигли столь неслыханные для обыкновенного человека несчастия и болезни, что и говорить страшно. На все воля Божья! – подняв взор свой к небу, первый оратор умолк, а второй продолжил его мысль:
– Народ иудейский, не допустим поругания веры праотцев наших: Авраама, Исаака и Иакова! И вместе низвергнем сей идол!
Площадь сразу притихла. Поникли головы. Никто не решался выступить вперед, потому что этот шаг означал бы бунт против власти.
– Братья, – оглядев толпу, продолжал второй оратор, – я понимаю, вас страшит гнев жестокого царя. Но мы должны сделать это, чтобы не запятнать себя позором. Царь не посмеет пойти против воли всего народа. Но даже если и посмеет, то разве может быть что-нибудь прекраснее вечной славы, которую создаст себе тот, кто пожертвует жизнью во имя спасения родных обычаев! Все удовольствия мира меркнут перед блеском этой славы, которая рождается доблестью истинных сынов народа и хранителей веры в Предвечного. Братья, смерть неизбежна! Так не лучше ли, чем спокойно жить теперь хотя бы даже и в довольстве, твердо решиться и расстаться с жизнью, совершая славные подвиги, связанные с опасностью.
Слова оратора, – как бы привлекательно они ни звучали, – не сулили иудеям ничего, кроме неприятностей, а потому, когда тот кончил свою речь, на площади снова воцарились тишина, в которой был слышен чей-то шепот: «Кто эти люди?»
– Это законоучители: Иегуда, сын Сарифея, и Матфей, сын Маргалофа, – тихо отвечал юноша на вопрос иудея, пришедшего с барашком.
В одно мгновение повисшую тишину взорвал подобный раскату грома крик: