Сотник из будущего. Южный рубеж - стр. 4
– Сотня, равняйсь! Смирно! Благодарю Вас за Вашу доблесть и отвагу, проявленную в бою с превосходящим нас силами врагом!
Сотня замерла и, набрав в грудь воздух, проревела трижды слаженно:
– Ура! Ура! Ура!
– Шестьдесят три злодея больше не поднимут свой топор на добрых людей. Не сожгут их дома и не утащат в свой стан их жён да детей на погибель, и не отнимут имущество у купцов вместе с их жизнями!
– Перед этим вы разгромили ещё две ватаги и уничтожили их злодеев -приспешников, очистив от всей этой нечисти всю окружающую нас местность – нашу Деревскую пятину Батюшки Великого Новгорода! Честь вам и почёт, доблестные воины!
– А сейчас, братцы, для всех вас долгий отдых и крепкое лечение от ран для наших раненых. Все большие дела и ратное учение продолжим уже после того, когда все вы отдохнете, как следует и восстановитесь.
– Сотня, разойдись! – и строй рассыпался по двору.
– Ну что, Агафья, не страшные раны? – спросил Андрей после осмотра последнего пораненного, пожилого уже дядьки Лавра, что и так-то пошёл на осмотр только что из-за самого грозного приказа Сотника.
– Командир! Да стрела, то только чуть чиркнула по плечу, даже кольчугу же, как следует, не пробила! Так ведь, только кончиком жала кровь мне пустила, и синяк на самом плече набила. Ну что, из-за каждого пореза, ой ли теперь к лекарше ходить!? Я ужо понимаю вон те трое с ранами, им и внимание и пригляд положен, а я-то что?
Андрей посмотрел на него спокойно и спросил:
– Вот ты, Лавр Буриславович, ходил ли в большой поход южнорусских князей на половцев, в том 1203 году с Романом Галицким, припомни?
– Ну а то, как же, конечно, Андрей Иванович, мы же с тобой как раз тогда десятниками были, ещё и спорили порой, чей же десяток у нас доблестней другого будет.
– Было такое, – усмехнулся Андрей. А помнишь ли Родислава из десятка Матвея Рыжего?
– Да как же его не помнить? – кивнул согласно Лавр – Первый весельчак и заводила как-никак в сотне то был, где пошутить над кем али поддеть кого надо, всегда то он тут как тут рядышком вечно оказывался.
– Ну вот, а конец ты его помнишь ли, Лавруш? – пытливо глядя в глаза своему старому боевому товарищу, вдруг тихо спросил Сотник.
– Так он ранен был «копчёными» в походе, командир, у одной сухой балки как помню, дело было, да потом вот и помер сердешный в пути обратно.
– Вот-вот, Буриславович, всё то ты верно говоришь, помер он. Ранен был стрелой половецкой в бедро Родька, от того много крови потерял да ослаб сильно. Хотя ранение, если подумать, не таким то уж и серьёзным было. Кость с жилами у него не задело, даже ходить мог и на коне скакал о первых двух дён. Стрела-то половецкая не осталась у него в ноге, а так, лишь срезала кус мяса и в коня уже дальше зашла. Да только грязи у него много в рану набилось, мы же считай, месяц уже тогда в походе были, все пропотели и запылились там в конец. Вот и мучился всю седмицу Родька, весь огнём горел, знобило его и ногу как бревно разнесло потом от пропавшей, чёрной, гнилой крови. Так и помер у нас на руках боец, – вздохнув, вспоминал Андрей, – там же и прикопали его на седом кургане рядом с могилой древних степных воинов. Я тогда ещё в прикрытии нашего обоза с ранеными стоял и всё это сам своими глазами видел.