Сорокоумовские. Меховые короли России - стр. 38

. Это был типичный немецкий ученый, весьма серьезный, довольно строгий, но тем не менее доступный для общения и пользовавшийся у учеников уважением. Придя в 1845 году в училище, он сразу устроил в нем маленькую, но важную организационную революцию. Ранее процесс обучения строился по такой схеме. Занятия начинались в девять часов утра.

Сначала шло два урока по полтора часа каждый. Затем с двенадцати до двух часов дня был обеденный перерыв, и затем еще два урока по полтора часа. За эти полтора часа преподаватель занимался лишь тем, что проверял, что выучили ученики, и давал задание на дом. Никаких объяснений по теме не давалось, предполагалось, что учащийся все должен прочесть в учебнике самостоятельно. Гершельман первым делом перенес время экзаменов на декабрь, как это было в гимназиях, однако это нововведение просуществовало недолго, несколько лет, после чего экзамены вновь вернулись на лето. Другие его нововведения прожили значительно дольше. Он сократил время уроков до часа, увеличив их число с четырех до шести в сутки. Также до часа было сокращено и время обедов. Это было жестковато, поскольку некоторые ученики жили довольно далеко, кто-то пешком шел сюда из Марьиной рощи. Теперь они уже не успевали сходить пообедать домой, и еду приходилось брать в школу. Изменилась и система проведения уроков. Теперь половину времени преподаватель должен был спрашивать у ученика пройденный материал, а вторую половину – объяснять новый. По сути, новый ректор ввел в подведомственном учреждении непривычную для Москвы прибалтийско-европейскую систему, что очень не понравилось многим преподавателям.

В каждом классе велось два журнала, в одном из которых записывались полученные учениками оценки, второй же служил для контроля посещаемости класса преподавателями. Также в каждом классе было две доски: красная и черная, на которых записывались фамилии провинившихся либо, наоборот, сделавших что-то хорошее учеников. С приходом Гершельмана доски были упразднены, а вместо них в ученическом журнале появились две графы – «Lob»[88] и «Tadel»[89]. От успеваемости ученика зависело и его место непосредственно в классе. Каждый месяц порядок рассадки изменялся: самых лучших учеников сажали вперед, дабы они своими знаниями услаждали самолюбие преподавателям и подавали другим пример прилежания. Отстающих же по величине отставания засаживали назад, дабы стыдно было и чтобы другим не мешали.

Самым сильным плюсом училища было глубокое изучение языков. Причем основной упор делался не на модный французский, а на необходимый в коммерции немецкий. Преподавание шло в основном на нем. Кроме того, некоторое время в училище существовало правило, по которому в перерывах между уроками ученики обязаны были разговаривать исключительно на немецком, с тем чтобы надзиратели (а их было двое) понимали, о чем они говорят и не достойны ли их речи наказания. Эту традицию Гершельман также немного скорректировал. Если до него оба надзирателя были обязательно немцами, то новый ректор стал брать одного из немцев, а второго из французов (оставшихся в России еще со времен наполеоновского нашествия). Теперь ученики должны были общаться между собой через день то по-немецки, то по-французски, в зависимости от того, чья была смена. Нарушителю выдавалась специальная марка, которая передавалась с рук на руки следующему нарушителю и т. д. Тот, у кого она оказывалась к концу уроков, должен был провести в училище штрафной час. Впрочем, правило это просуществовало недолго, и вскоре после прихода Гершельмана было отменено в силу абсолютной бессмысленности. Из иностранных языков, кроме немецкого и французского, здесь преподавали еще латынь и английский. Последний, впрочем, популярностью не пользовался, и его, как и приготовительные классы, то вводили, то упраздняли.