Соратники - стр. 2
И теперь, в старости, как ни странно это звучит, те детские грёзы вернулись. Не игры и не ребяческие фантазии, конечно. Но именно то самое чувство романтической тайны и необъяснимого единения с миром космоса, когда вдруг, пусть ненадолго, на одно краткое мгновение, но очень остро и как-то всеобъемлюще ощущаешь, что манящая бездна окутывает тебя, поглощает целиком, и во всём мире существуешь только ты и вселенная – и больше ничего на свете… Впрочем, Евгений Михайлович никому об этом не рассказывал, даже сыну и дочке. Была бы жива Наташа, жена, – тогда другое дело. Она бы поняла. А дети… Глядишь, ещё подумают, что отец начал выживать из ума, забеспокоятся. Тревожить детей Евгений Михайлович не хотел. Пусть уж лучше его секрет останется с ним.
В тот вечер небо было ясным, без единого облачка. Темнело ещё поздно, и Евгению Михайловичу долго пришлось дожидаться того, что он в шутку называл про себя «моё рандеву со звёздами». Время уже близилось к полуночи, когда Евгений Михайлович наконец-то отложил электронную книгу, погасил торшер, подошёл к окну, привычным, хотя пока ещё невооружённым взглядом посмотрел вверх… И замер.
«Стоп! – сказал он сам себе. – А это ещё что такое?»
Прямо напротив окна сияла звезда. Крупная и необычайно яркая, такая, каких обычно не бывает в небе над засвеченной Москвой. И эта звезда была ему незнакома. Разумеется, Евгений Михайлович, хоть даже разбуженный среди ночи, мог бы без запинки перечислить все крупные звёзды, видимые в небе над столицей в разное время года и в разное время суток, но та, на которую он сейчас смотрел, не была ни одной из них. В этом Евгений Михайлович мог поклясться, чем угодно.
Но что же тогда такое сияет напротив окна?
– Слишком велика даже для сверхновой, слишком велика… – растерянно бормотал Евгений Михайлович, приникая к окуляру.
Может быть, обман зрения, какая-то иллюзия? Или он что-то напутал? Принял за звезду огни самолёта, спутник или ещё что-то в этом духе? Торопливо проверяя настройки телескопа, Евгений Михайлович судорожно пытался найти хоть какое-то убедительное объяснение. Однако даже самые тщательные проверки ничего не дали. Звезда, светившая в наконец-то потемневшем (хотя всё равно не слишком тёмном) небе, была именно звездой, а не чем-то ещё. И Евгений Михайлович, астроном с мировым именем и огромнейшим опытом работы, помнящий наизусть названия и координаты нескольких тысяч небесных тел, не мог её опознать. А это могло означать только одно.
В безмолвной пустоте возник новый сгусток светящейся материи. Он появился из ниоткуда и разгорался ярче и ярче, будто черпая силу из какого-то загадочного источника и дерзко нарушая все законы природы. Свет новорожденной незнакомки, ровный и сильный, разгонял тьму, заставляя стыдливо блекнуть многие миллиарды её известных человечеству сестёр, сияющих на небосклоне вот уже бессчётное число лет.