Сонька. Конец легенды - стр. 76

– Одну?

– Пока не решил.

– Она каторжанка. Вряд ли ей позволят покинуть Сахалин.

– Оп-па! Любопытный поворот. – Никита Глебович встал, сделал пару шагов по комнате, с иронией спросил: – Вы желаете составить ей компанию?

– Вместе с матерью, – сумасшедший снова улыбнулся, обнаружив почти беззубый рот. – С Соней.

– То есть я должен устроить вам побег?

– Да, побег. Возможно даже вместе с вами.

– Но я пока не каторжанин!

– Пока… Как только вы пожелаете решить судьбу Михелины, вас непременно отдадут под суд.

Гончаров остановился напротив сумасшедшего, некоторое время разглядывал его, заметил:

– Да, вы, сударь, действительно не сумасшедший, – направился к двери, толкнул ее. – Свободны!

Михель медленно поднялся, подошел к поручику, потянул дверь на себя, чтобы надзиратель не слышал разговора.

– Запомните, поручик… Я сумасшедший! Был им и остаюсь! Для каторжан, для поселенцев, для вас! Божий человек!.. А с божьего человека взятки гладки. Запомните это! – толкнул дверь и скрылся в полутьме коридора.

Сонька снова торговала в квасной лавке и ничуть не удивилась, когда сюда заявилась Михелина и опустилась на лавку. Она отпустила мужика с бутылью кваса, присела рядом.

– Это ты посоветовала Михелю явиться к Никите? – раздраженно спросила дочь.

– Я.

– Зачем?

– Чтобы поговорил с ним как мужчина с мужчиной. Как твой отец.

– Он почти все сломал!

– Что именно?

– Доверие, уважение… любовь, в конце концов!

– Какая же это любовь, если так легко ломается?! А доверие и уважение?.. Откуда они у графа к воровкам?

– Он любит меня! – выкрикнула Миха, смазав слезы с лица.

– Вот пусть и докажет свою любовь делом.

– Каким делом?

– Михель ему все объяснил. Или господин начальник ничего тебе не поведал?

– Он угрожал ему!

– А как по-другому?.. Он твой отец.

– Никита не может устроить побег сразу троим! Он сам загремит на каторгу!

Сонька снисходительно усмехнулась.

– Тебе он может устроить?

– Не знаю!.. Будет стараться!

– Вот и пусть постарается сразу для всех – для тебя, для твоей матери и отца. Какая ему разница, за скольких каторжан отбывать каторгу?.. Или ты готова бежать, оставив здесь самых близких людей? Способна драпануть, зная, что здесь подохнет твоя мать?

– Конечно нет.

– Вот ты на все и ответила. Вытри сопли и успокойся.

Мать фартуком прошлась по ее лицу, дочка прижалась к ней, и некоторое время они молчали.

– А что же делать, Сонь?

– Прежде всего, береги нервы. Это может сказаться на ребенке, – мать зачерпнула из кадушки кружку кваса, отпила сама, дала дочке. – Он-то понимает, что тебе рожать здесь нельзя?

– Конечно, понимает.