Сон-трава. Истории, которые оживают - стр. 48
Похоронили Фёдора на деревенском погосте, проводили в последний путь, помянули, да и разошлись. Метель мела. Последней уходила с кладбища Егоровна, задержалась малость в сугробах, ноги уже не те, старые, неловкие, да и сердце прихватило от расстройства. Велела она остальным идти, а я, мол, отдышусь и приду сейчас, вы не волнуйтесь.
Она-то и рассказывала после деревенским про это чудо. Когда она потихоньку двинулась в обратный-то путь, отдышавшись, то пройдя несколько метров и вспомнила, что дурья башка, забыла у креста авоську свою тряпичную, да и воротилась. И увидела. Прямо от могилы по белому нетронутому полотну снега, в сторону полей, уходили свежие, даже не припорошенные ещё, следы – одни человеческие, а другие как собачьи, только большие…
– Волчьи, – помолчав сказала она.
Живущая в лунном свете
Рассказывала мне бабушка моя, когда я был маленьким, то ли сказку, то ли быль, что живёт, мол, в нашем лесу Белая женщина. Высокая она, такая высокая, что с деревьями вровень, в белых одеждах, стройная, прозрачная, как зыбкий туман, идёт и трава под нею не гнётся и веточка не шелохнётся.
Показывается она людям нечасто, только тогда, когда опасность им грозит. Вот тогда и можно её увидеть, да и то не каждому на помощь она приходит, а лишь тому, кто сердцем добр да душою чист, кто сам другим зла не творил. Деревенские эту женщину не боялись, и мне интересно было, отчего, сам-то я ещё как боялся встречи с ней, как-никак, а неведомое это, потустороннее. Как бывало идём в лес, я к бабушке жмусь, ни на шаг от неё не отхожу.
– А что это за женщина, бабуль? – спросил я бабушку как-то раз, когда мы вечорничали, – Откуда она взялась? И почему вы её не боитесь?
– Не всегда она в наших краях была, – ответила бабушка, отложив спицы и задумавшись, – И мы даже знаем, кто эта Белая Женщина, вот оттого и не боимся её.
Жил возле нашей деревни барин с семьёй, усадьба их как раз на опушке леса стояла, и было у них четверо детей – два сына да две дочери. Старшая, Анастасия, очень уж люба была дворовому да деревенскому люду за свой нрав простой, безхитростный, за характер приветливый. Для каждого у неё доброе слово найдётся да ещё и подарочек небольшой. Все её промеж себя Настенькой звали, ну а так, конечно, Настасьей Михайловной величали, как полагается.
Лицом Настасья не красавица была, но доброта была её истинным украшением. А ещё был у ей изъян один, хромала она на одну ногу. На роды, говорили, доктор из города прибыл молодой, старый приболел и не смог приехать, так вот молодой-то неопытный ещё был, да и роды тяжёлые были, ребёночек ножками шёл, он и потянул сильно за ножку, видать. Так она и осталась неровной на всю жизнь.