Сон и явь. Перепутье - стр. 24
Я не могу ничего ответить. До сих пор стою на месте, ощущая его прикосновение на своей руке.
– Попробуй сделать кадр отсюда, – вовремя переводит он тему, встав со своего места и уступив его мне.
Слушаюсь. Настраиваю фотоаппарат под ночную съёмку, как учила Диана, и принимаюсь за работу.
Первые десять минут я еле держу камеру в руках. Переживаю, боюсь сделать что-то не так и не оправдать ожиданий Майера. Он внимательно следит за мной, даёт советы, предлагает новые идеи для съёмки. И вскоре я забываю, что передо мной мой учитель и профессиональный фотограф, становится легко, как с другом.
– Мне нравится, – произношу я, когда заканчиваю съёмку и пересматриваю снимки. – Как тебе? – с волнением спрашиваю у него и протягиваю камеру.
Он смотрит на экран, пролистывает фотографии и поднимает взгляд на меня.
– Хорошая работа.
– Тебе, правда, нравится?
– Я бы не стал тебе врать, – возвращает мне фотоаппарат. – Ты талантлива.
Благодарю его. Чувствую себя окрылённой после его оценки. Он делает пару замечаний, но говорит ничего не исправлять.
– У меня своеобразное, иногда неверное, представление о фотографии, поэтому, лучше дождись оценки Дианы. Она в этом профессионал.
– А мне нравится твоё виденье. У тебя в кадре женщины преображаются. Я смотрю на них, и у меня складывается ощущение, что каждая рассказывает мне свою историю, непохожую ни на одну другую.
– Красивое описание моего творчества. Спасибо, ёжик, – улыбается мне.
– Ёжик? – удивлённо смотрю на него.
– Ты, как ёжик, боишься людей и закрываешься от них, – улыбается. – А ещё, такая же милая.
Мне нравится его сравнение, оно заставляет меня умилиться.
Я подхожу к парапету, облокачиваюсь на него и смотрю вниз. Если бы два года назад я знала про это место, то обязательно пришла сюда, чтобы птицей полететь вниз. Но сейчас, единственное, что хотелось сделать, стоя на краю крыши – это ещё немного насладиться закатом и городом, покрывающимся сумраком.
– Ты не голодна? – подходит сзади Итан и встаёт рядом. Следует моему примеру и облокачивается на ограждение.
– Даже не знаю, – смотрю на него. – Я редко испытаю чувства голода.
– Депрессия или всегда так было?
– Скорее, первое.
– Любишь гирос?
– Очень, – произношу с лёгкой улыбкой на лице, вспомнив папу.
Воспоминания уносят меня в прошлое. Папа редко рассказывал что-то про свою прежнюю жизнь, однако, всегда приводил нас к одному фургону, где пожилой мужчина готовил гирос. Я пробовала их во многих местах, даже в столице, но вкуснее, чем у этого мужчины, не ела нигде. Помню, мы садились за маленький деревянный стол, что стоял у фургона, кушали всей семьей, смеялись и очень часто к нам присоединялся тот самый старичок. Сейчас, когда Итан сказал про гирос, мне захотелось именно туда. С родителями, с сестрой. Смеяться до слез. Или просто сидеть, смотреть друг на друга и морально поддерживать после тяжелого дня.