Сон и Пепел - стр. 35

Слюна ревенантов была ядовитой, и в некоторых случаях хватало лишь царапины, чтобы погибнуть. Если вовремя не выпить противоядие.

Я отвернулась и, поспешно приблизившись к Майе, аккуратно приобняла ее за плечи, не давая обернуться.

Люций с Рафаилем отошли, о чем-то переговариваясь. Сновавшие туда-сюда люди с любопытством посматривали на Майю, но приближаться не рисковали, обходя Морана по дуге, будто опасаясь привлечь его внимание.

Я же задумалась об увиденном: обувь на ногах несчастного показалась мне знакомой – прямо на изделии, ближе к пятке, серыми, возможно, некогда белыми нитками небрежными стежками были выведены инициалы «А.Д.». А в центре ступни, сверху, был прокол со следами темной запекшейся крови.

Не знаю, как звали убитого, да и не имело это значения, куда более важным являлось то, что он был одним из тех разбойников, что напали на нас с Майей в лесу.

Но всего я насчитала четыре тела, а мужчин было пятеро. Куда подевался последний?

Стал порождением тьмы?

– Возьми. – По фигуре Рафаиля скользили трепещущие тени от факелов.

– Это мне?

– Люций просил отдать тебе. Обращайся с ним бережно. После того как связь с твоим клинком вернется, он его заберет. – Он передал мне кинжал с загнутой черной ручкой. Даэвы верили, что их оружие приносит удачу. Пусть это не меч, но даже обычные ножи редко отдавали кому-то. Но больше меня удивило другое…

– Это разумно – давать мне клинок? – даже растерялась я. Этот поступок был лишен смысла. – Я ведь могу кого-то ранить.

Моран обернулся и подошел ближе, играя отражающимся от серебристых наручей светом.

– Ну конечно, – пробормотал он – небрежно, как сущую ерунду. – Это лишь временная замена Туманному, Сара. – Уголки его губ дернулись вверх, и он добавил: – Необходимая для спокойного сна.

Когда мы шли по внутреннему двору, люди и даэвы, попадавшиеся нам навстречу, уступали Люцию дорогу, последние склоняли головы в учтивом поклоне. Несмотря на столь поздний час, многие не спали.

Происходившее вызывало чувство дежавю. Точно так же кланялись главе моего ордена – отцу Фредерика. В детстве я ему даже в глаза посмотреть не смела без позволения.

Он был строг, каждый его взгляд подавлял морально. Светло-голубые одежды, идеальная осанка, зачесанные назад волосы, отстраненное выражение лица – все это несло в себе ощущение не только угрозы, но и благородства.

Только, несмотря на это, я робела перед ним совсем по другой причине. Я ощущала отголоски непонятных мне эмоций и, лишь один раз попытавшись изучить его чувства, столкнулась со странной смесью досады, злости, раздражения и в то же время привязанности. Столько противоречий… Меня поймали с поличным прежде, чем я смогла до конца во всем разобраться.