Соломенный век: Сутемь - стр. 146
– И ещё одно! – вспомнив что-то важное, она опять обратилась к мальчишкам, которые после шутливой сценки выглядели уже более расслабленными. – Никогда не носите с собой арбалет натянутым! Даже если вы не вложили болт. Вы можете нечаянно задеть за спуск и если пальцы попадут в тетиву, их запросто переломит! Следите за этим и натягивайте только тогда, когда точно знаете, что будете стрелять! И следите, чтобы малышня себе руки не поотбивала!
Закончив учения, «преподавательница» отложила арбалет в сторону и подобрала лежащую рядом шишку. Распрямившись, задумчиво повертела её в руках (куда бы швырнуть?). Поймав на себе взгляд привязанного к дереву пленного (приятно, когда на тебя смотрят с изумлением в глазах), она подвинулась чуточку в сторону (ветка мешает), перехватила шишку перевязанной правой рукой (неудобно и немного больно, но если швырять левой рукой, то отбитому левому боку будет ещё больнее) и бросила её в него. Не сильно, в шутку. Пусть тоже поучаствует в качестве наглядного экспоната, нечего бездельником в стороне стоять и безнаказанно шпионить. Шишка пролетела невысокой дугой через добрых двадцать шагов и угодила пленнику в плечо. Вот, теперь можно себя по головке погладить. И волосы заодно в порядок привести, чтобы не выглядеть, как кикимора лесная. Она теперь – горная!
«О! А нам тоже можно?» – изобразили мужчины взглядами.
«Да пожалуйста…» – пожала плечами Кира.
Подхватив пару шишек с земли, скауты по очереди запустили по одной в пленника, устроив мальчишескую забаву – кто первый промахнётся. Правила простые: при попадании следующий отходит на шаг назад. Динат пригласил юных воинов тоже выразить своё почтение ироду, подкинув лишние шишки тем, кто уже сделал свой пробный выстрел из арбалета в щит, дабы не спускать тетиву вхолостую. Первые добровольцы подошли чуть нерешительно к проведённой ногой черте и, получив взбадривающие взгляды скаутов, швырнули, набравшись внутренне злобы. С каждым следующим «игроком» в бросок вкладывалось всё больше злобы, кого-то под конец пришлось отводить, ибо после шишек полетели горсти земли, приправленные яростными криками. Пленный болезненно мычал сквозь повязку на рту и сжимался от попаданий во все места. Знал, за что. Это было не унижение, которому он подвергался, а праведный гнев детей, лишившихся сегодня кого-то из близких. Унижением было бы, если бы на тряпицу помочились прежде чем завязать ему рот. А так только по щекам похлопали.
Не сладко ему пришлось. Вероятно, он ожидал, что с ним будут разговаривать, выспрашивая какие-то сведения, но этого никто весь день не делал и не показывал, что намерен делать. Ему ничего не оставалось, как смотреть на северян и, не понимая их речи, гадать, что они задумывают. И кто у них вообще за главного, который обычно выступает в качестве судьи. Первые часы были самыми кошмарными, ибо его постоянно запугивали. Первой эту отвратительную игру начала девка. Делая вместе с другими обход и подбирая оружие и вещи, она подошла к нему с окровавленным ножом и вытерла его об него, смотря холодным взглядом прямо в глаза. Пленник слышал до этого, как какой-то раненный, который пришёл в себя, умолял о пощаде – как и он это делал, когда его нашли. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, что с ним делают – и кто – а по голосам трудно было определить, ибо слышен был только один. Или же с раненым говорили так тихо, что этого нельзя было через десять-двадцать шагов больше расслышать. В любом случае всё закончилось предсмертным хрипом, и по окровавленному ножу можно было догадаться, какая судьба постигла земляка. Беспечно вытерев нож об рукав пленника, девка приложила его обухом к шее южанина и медленно провела от уха до подбородка. Вздёрнув бровью (всё понял?), она молча заткнула нож в чехол на поясе, развернулась и отошла. Объяснение было яснее некуда. От ужаса у пленного отнялся язык и потекло между ног. Если бы кто-то из мужчин подошёл к нему и сделал то же самое, то он бы, вероятно, меньше испугался. Всем известно, что мужской род более расположен к насилию и зверствам, а будучи одним из них, можно это понять (сам ведь не намного лучше). Но что женщина – притом не свирепая баба, а очень даже симпатичная (если была бы более чистая и нарядная), – может так хладнокровно убивать… Даже не убивать (это она делала из винтовки на расстоянии) – а