Солнце Тартарии. Повесть - стр. 6
На восстановление дома ушло без малого десять лет упорной работы – столько ахейцы брали Илион. Многочисленные вложения сильно пошатнули и почти разорили бизнес Бородина. Серафим Серафимович неоднократно переезжал в жилье подешевле и наконец продал квартиру в утлой пятиэтажке. Питался он и вовсе едва ли не водой и хлебом. Впрочем, к моменту продажи последней квартиры он уже мог перебраться в особняк и жить там в эдакой антикварной обстановке. Дело в том, что жители Лжинска и окрестных городков, заслышав о реставрации особняка, с радостью отдавали Бородину старинные предметы быта, картины давно забытых героев и различную мебель. Неоднократно переписанное прошлое местные жители не любили и боялись. Так что темными ночами мужчина передвигался по коридорам с золоченым подсвечником, а скромный обед свой ел серебряными приборами из большой серебряной тарелки, украшенной мрачными эпизодами из скандинавского мифа о Дикой охоте.
Порой к дому приезжали местные чиновники с журналистами – снимать репортажи о развитии региона. «Мы создаем такие условия жизни, в которых тартарскому гражданину выгодно и легко трудиться. Посмотрите на этот прекрасный дом – его мы строили не в одиночку, а с помощью местных энтузиастов. И когда я гляжу на благодарные лица горожан, то понимаю, что жизнь проживаю не зря» – говорили буквоеды, нервно поглаживая второй подбородок, и уезжали в столицу получать медали. Ходили слухи, что бюрократам даже удалось пару раз получить деньги на реставрацию. Только никто, кроме них, этих денег не увидел. Бородину на весь маскарад было глубоко наплевать. Его не трогали – и слава Богу. К тому же он был уже немолод и понимал, как здесь все устроено. И потихоньку продолжал реставрационные работы.
Бабка, помогавшая Серафиму Серафимовичу, в край захворала и померла, завещав поставить в доме ее старое, черное от времени зеркало высотой с человеческий рост. «Зеркало это – моя совесть. Подойдешь, бывает, посмотришь – стыдно али нет за прожитое? Вроде, нет» – прохрипела она, когда Бородин видел ее живой в последний раз. На похороны женщины пришел только он один и долго, в скорбной задумчивости наблюдал, как могильщики засыпают комьями промерзшей насквозь земли дешевый пластиковый гроб.
Меж тем, и над головой Бородина начали сгущаться тучи. От знакомых он услышал, что восстановленным особняком заинтересовалась местная чиновница Галина Андреевна Чайкина, не так давно ставшая главой Лжинска и прилегающих территорий. Это была женщина сорока лет со светлыми крашеными волосами, хитрым круглым лицом, издевательским прищуром и длинным послужным списком. Разумеется, все бюрократические проволочки вокруг особняка реставратору уладить не удалось и Серафим Серафимович до сих пор жил в деревянном флигеле полулегально. Что называется, на птичьих правах. И все же просто так его выгнать из дома не смогли: Бородин зарегистрировал флигель как свое единственное жилье и законы Тартарии – а лордхан кичился тем, что его государство было социальным – не позволяли выселить жильца.