Солнце мертвых (сборник) - стр. 14
– Глубокоуважаемый… У нас не было еще… но как угодно… для музыки…
И сигару засосал. А Карасев так ему горячо:
– Вот! Это у меня правило, и я желаю оценить… И я всегда…
А Штросс не отступается от своего.
– У вас, – говорит, – тонкий вкус, но я не ручаюсь…
И что-то шепотом. Уж и хитрый, хоть и неповоротливый по толщине. Сказывали, будто он уж заговаривал с барышней в коридоре, но она очень равнодушно обошлась. А Карасев плечами пожали и меня пальцем. Вынимает карточку и дает мне:
– Сейчас же к Дюферлю, чтоб букет из белых роз и в середку черную гвоздику! И чтобы Любочка собрала! Она мой вкус знает. Живей!
Вижу, какое дело начинается. А-а, плевать. Покатил я за букетом, а в мыслях у меня, сколько он мне за хлопоты отвалит. Вот и дело с Кривым уладим, дам ему трешник за пиджак… А как вспомнил про его слова – хоть домой беги. Вот что внутри у меня делается.
Подкатил к магазину, а там уж запираются. Но как показал карточку – отменили. Хозяин, немец, так и затормошился. Руки потирает, спешит, барышень встормошил…
– Сейчас, сейчас… Где нож? Проволочки скорей!..
Мальчишку пихнул, схватил кривой нож и прямо в кусты.
Сказал я ему, что барышне Любочке приказали делать, а он и не вылезает. Тогда я уж громче. Выскочил он из цветов, вынул из жилетки полтинник и сует:
– Скажите, что она… Ее сейчас нет, но скажите, что она… Я по их сделаю, уж я знаю… Для молодой девицы букет или как?
И барышням по-французски сказал, а те смеются. Сказал я – для кого.
– А-а… в ресторане? Хорошо.
И вдруг красную розу – чик!
– Из белых наказали, – говорю. – И гвоздику черную в середку.
– Да уж знаю! – И опять с барышнями по-своему, а те улыбаются. – Будет с гвоздикой.
И посвистывает. Роскошный букет нарезали, на проволочки навертели, распушили, а красную-то растрепали на лепестки и внутри пересыпали. И вышел белый. А черная гвоздика, как глаз, из середки глядит. Лентами с серебром перехватил – и в бант. Потом поднес лампочку на шнурке к стеклянному шкафу и кричит:
– Наденька, выбери на вкус… Нюточка!..
Стали они спорить. Одна трубку с серебряной змейкой указывает, а другая не желает.
– Им, – говорит, – Фрина лучше… Я его знаю вкус.
А немец и разговаривать не стал.
– Змею – это артистке, а тут Фрина лучше, раз в ресторане…
И вытащили из шкафчика. Почему Фрина – неизвестно, а просто женская фигурка вершков восьми, руки за голову, и все так, без прикрытия. Букет ей в руки, за голову, закрепил во вставочку, и вышло удобно в руках держать за ножки. Потом на ленты духами спрыснул и в станок, в картон поместил.
– Осторожней, пожалуйста… И скажите, что Любочка. Но помните…