Солнце мертвых. Пути небесные - стр. 73
Не довелось Кулешу борщика поесть.
Вышел Кулеш со двора, шатнулся… Глянул через Сухую балку на горы: ой, не доползти на работу – стучать впустую, – когда еще везти на степу печки! Подумал… – и поплелся в больницу. Пошел вихляться по городку, по стенкам.
Будто все та же была больница – немного разве пооблупилась.
Сказала ему больница:
– Это же не болезнь, когда человек с голоду помирает. Вас таких полон город, а у нас и сурьезным больным пайка не полагается.
Сказал больнице Кулеш: – Та тэперь вже усенародная больница! Та як же бачили, шо… усе тэперь бу-дэ… бачили, шо…
Посмеялась ему больница:
– Бачили да… пробачили! Полный пролетарский дефицит. Кто желает теперь лечиться, пусть и лекарства себе приносит, и харчи должен припасти, и паек доктору. Не могут голодные доктора лечить! И солому припасти нужно, все тюфяки порастаскали.
Тогда собрался Кулеш с силами, нашел слово:
– У вас… все крыши текут… желоба сорваны на печки… Я с вас… дешево… подкормите только, заслаб… язык хоть поглядите.
Не поглядели ему язык.
Он оглянул больницу, через туман… И – пошел. Через весь городок пошел: на другом конце была диковинная больница. Шел-вихлялся по стенкам, цапался за колючую пропыленную ажину, присаживался на щебень. Пустырем шатнулся – по битому стеклу, по камню…
Стояла на пустыре огромная деревянная конура – ротонда, помост высокий. Совсем недавно рявкала она зычными голосами на митингах, щелкала красным флагом, грозила кровью, – хвалила свои порядки. Вспомнил Кулеш сквозь муть, вспомнил с щемящей жутью… и – плюнул. Потащился по трудной сыпучей гальке… вдоль моря потащился…
Синее, вольное… играло оно солнечными волнами, играло в лицо прохладой.
Кулеш дотащился до синей глади, примочил голову, освежил замирающие глаза – окрепнет, может… Замутилось в голове старой, всему покорной. Стал Кулеш на колени… Моря ли испить вздумал? морю ли поклониться на прощанье?.. Качнулось к нему все море, его качнуло… и повалился он набок. И пошел-пополз боком, как ходят крабы, головастый, сизый… Тянуло его к дому, скорей к дому… А далеко до дома!
Спрашивали его встречные – свои трудовые люди:
– Ты что, Кулеш… ай пьяный?..
Смотрел на встречных Кулеш, мутный, пьяный от своей жизни, от своей красной жизни. Чуть лопотал, губами:
– На ноги… поставьте… иду… до дому…
Его поставили на ноги, и он опять зацарапался – до дому. У пустой пристани взяли его какие-то, доволокли до моста, до речушки…
– Сам… теперь… – выдохнул Кулеш последнее свое слово, признал родную свою, Сухую балку.
Сам теперь!..
Пошел твердо. Доткнулся до долгого забора, привалился. Закинулся головой, протяжно вздохнул… и помер. Тихо помер. Так падает лист отживший.