Солнце из черного камня - стр. 13
– Завтра приду, Илюша.
– Не надо ходить, позвони. Или я сам позвоню, – устало ответил Илья.
Медсестра увела мать, сунув ей в руку салфетку, которой она наконец вытерла заплаканные глаза.
– Нет уж, я приду, – на прощание сказала женщина, и кофточка в мелкий синий цветочек скрылась за дверью.
К допросу Илья был не готов. Матери он выдал версию произошедшего, о которой договорился с Егором, а вот что рассказывать официально, под подпись, понятия не имел.
Следователь задавал простые, казалось бы, вопросы, но Илья долго думал, прежде чем ответить на каждый. Он по природе был медлительным, а тут еще слабость и шум в голове. Юрченко сидел у кровати на стуле и, чуть наклонившись к Илье, напротив его лица держал миниатюрный черный диктофон.
Следователь требовал четких ответов, настаивал, чтобы Кораблев отчитался чуть ли не по секундам обо всех передвижениях в период отсутствия. Но Илья еще сам не разобрался, что же с ним такое произошло, и ему приходилось импровизировать на ходу.
– Зашел покурить в старый заброшенный корпус госпиталя НКВД. Тот, что в Зеленой роще. Услышал крики в подвале. Спустился вниз. За одной из дверей люди кричали – пожар! Пытался открыть дверь и обжег руку. Вышел на улицу, а оказалось, пожара нет и прошло пять дней.
– Значит, в старый корпус ты зашел после работы третьего августа? – записывая беседу на диктофон, уточнил следователь.
– Ну да, третьего августа, – подтвердил Илья.
– Сегодня восьмое августа, – сказал Юрченко.
– Ну да, говорят, восьмое, – эхом отозвался Илья.
– Ты утверждаешь, что спустился в подвал третьего августа, а вышел из него восьмого.
– Получается, что так и есть.
– Может, ты потерял сознание, или кто-то ударил тебя по голове, или произошло что-нибудь еще?
– Нет, я хорошо помню, что после того, как обжег руку, я сразу вышел на улицу. Можете у врача спросить. Рана от ожога свежая, а не пятидневной давности.
– Что же у нас получается? – Юрченко закатил глаза к потолку. – Ты спустился в подвал заброшенного корпуса третьего августа, оступился, упал и потерял сознание, а потом восьмого августа обжег руку и очнулся.
– Не терял я сознания, во всяком случае, не помню, чтобы я терял сознание.
Следователь хмыкнул.
– Поскольку никакого пожара в подвале в эти дни не было, чем же ты обжег руку? Вероятно, зажигалкой. Ты сказал, что курил.
– Не знаю я, что вам еще сказать. – Кораблев вздохнул и виновато улыбнулся.
Вопросы следователя запутывали его еще больше. Егор был прав, советуя не рассказывать правду. Следователю нужна была история, которую можно обосновать логически. Блуждать в мистических дебрях он явно не собирался. Юрченко разговаривал так, что Илья чувствовал себя виноватым и должен был постоянно оправдываться. На самом же деле оправдываться ему совершенно не за что. Если бы испуганная мать не подала заявление в полицию, то вообще не пришлось сейчас ничего и никому объяснять.