Солнце и Замок - стр. 5
Удержали меня два соображения. Первым из них оказалась не столько мысль, сколько память о давнем решении, принятом, когда я трудился над рукописью, а все догадки насчет кораблей иеродул были для меня внове – решении подождать, пока наше судно не пронзит ткань времени. Ту, первоначальную рукопись с повестью о моих странствиях я уже вверил попечению библиотекарей мастера Ультана, а в библиотеке она просуществует никак не дольше самой Урд.
Этот, второй экземпляр я (поначалу) предназначил для следующего творения, дабы, даже не выдержав предстоящего мне великого испытания, отправить хоть малую – неважно, сколь малую – частицу нашего мира за рубежи мироздания.
Теперь, глядя на звезды, на солнца, столь отдаленные, что планет вокруг и не разглядишь, хотя некоторые куда больше Серена, и на целые водовороты звезд таких далеких, что миллиарды их кажутся одной-единственной звездочкой, я с изумлением вспомнил собственную наивность. Еще недавно все это казалось слишком мелким для моих притязаний… Быть может, с тех пор вселенная выросла (хотя мисты утверждают, будто она больше не растет)? А может, с тех пор вырос я сам?
Второе соображение тоже было, скорее, не мыслью, а всего лишь неодолимым инстинктивным желанием: мне очень хотелось взобраться на самый верх. В защиту своей решимости могу сказать, что понимал: больше подобной возможности может и не представиться, что высота положения не позволяла довольствоваться победой менее той, которую одерживает простой матрос всякий раз, когда этого требует служба, и так далее, и так далее, и так далее.
Однако логика логикой, а дело было в другом – в восторге от этой затеи. Многие годы не находивший радости ни в чем, кроме побед, я снова почувствовал себя мальчишкой. Мечтая взобраться на вершину Башни Величия, я даже не подозревал, что Башня Величия сама может мечтать о взлете к небу, но теперь-то знал, что почем. Наш корабль вознесся за пределы небес, и мне хотелось подняться с ним как можно выше.
Чем дальше, тем легче, тем опаснее становился подъем. Тяжести во мне не осталось ни крупицы. Прыжок за прыжком, прыжок за прыжком… Ухватившись за какой-нибудь фал или шкот, я подтягивался, закидывал на него ногу и, оттолкнувшись от него, прыгал снова.
После дюжины подобных взлетов меня осенило: зачем останавливаться так часто, если до вершины мачты, ни за что не хватаясь, можно добраться одним прыжком? С этой мыслью я взвился ввысь, подобно ракете на праздник Летнего Солнцестояния – нетрудно было вообразить, будто полет мой сопровождает точно такой же свист, а следом за мной тянется пышный хвост из алых и лазоревых искр.