Солнце больше солнца - стр. 24

Маркел жадно слушал, следил за движениями Москанина, как за чем-то небывалым. Тот, намотав паклю на стержень, называемый потиркой, бережно всовывал его в ствол.

– Кроме моей руки, другой он не знал.

Парень приглушённым от почтения голосом спросил:

– Вы воевали?

Человек во френче ответил не сразу, напитывал тряпочку оружейным маслом.

– Я учился в университете, был на каторге, побывал в эмиграции, – проговорил, протирая резьбу винтов, шарнир бойка. – Я поездил по Европе, по Америке. Я жил в Нью-Йорке, в других городах жесточайшего капитализма, познал их дебри, залитые электрическим светом. Я видел чикагскую бойню: как непрерывным потоком движутся тысячи коров, на них льётся вода, и их убивают электрическим током.

Маркел сидел за столом в неуёмном волнении от того, что ему по-товарищески рассказывал неслыханное поразительный человек.

– На земле живут три сорта людей, – произнёс тот, продолжая заниматься револьвером. – Это мы – солдаты будущего. Наши враги – извечные дельцы. И огромная масса сусликов. Они стараются сделать потеплее свои норки, все их помыслы – корм, его запасы. Счастье мелких грызунов – сидеть в норках, жрать досыта, спать в тепле. Твои бывшие хозяева – наглядный пример. Есть многие победнее их, есть побогаче, но общая суть их всех – мелочность счастья. Одни его уже имеют и над ним трясутся, другие о нём мечтают.

Протирая промасленной тряпочкой части нагана, вырезы и пазы, Москанин просвещал парня:

– Извечные дельцы-капиталисты рвутся к тому, чтобы великие силы, которые открывает наука, приносили наживу. Как можно больше-больше наживы! И если от открытых сил нападёт мор на сусликов, у дельцов не убавится ненасытность.

Начав собирать револьвер, командир произнёс:

– У бесчисленных сусликов только два пути. Учиться у нас коммунизму или, при капитализме, быть массой бессильных, на которых будет отражаться действие сил, приносящих дельцам колоссальную прибыль.

Услышанное навсегда входило в Маркела, он старался его мысленно видеть, как сказал Лев Павлович. Виделись человечки с усатыми мордочками сусликов. И неясные фигуры с оскаленными клыкастыми пастями, как у убитого волка, однажды привезённого в село. А как на самом деле выглядят ненасытные извечные дельцы? Спросить он не смел.

– Самое опасное – если бы у сусликов появились идеи и вожаки, – говоря это, Москанин встал, всунул револьвер в карман брошенного на стул пальто и снова сел за стол. – Однажды стало бы идеей, что мелочное счастье и есть лучшее, что только может быть. Что иметь норку, вдоволь вкусно есть, наслаждаться уютом и стараться делать норку глубже, надёжнее – это высшее благо, и за него надо бороться. Вожаки объединяли бы сусликов вокруг этой идеи, и массы, которые пошли за нами учиться коммунизму, стали бы опять обращаться в мелких грызунов. Это было бы страшно.