Солги со мной - стр. 7
Странно сознавать, что в ту секунду я еще запросто мог передумать и пойти на станцию с елочной игрушкой в кармане, и единственным свидетельством моего визита стал бы окурок в траве.
Сначала я решил, что ошибся. Дверь открыла кареглазая женщина с большим приветливым лицом и густыми вьющимися волосами, которые она пыталась приручить с помощью зеленого шелкового шарфа. Чересчур богемна для жены Эндрю!
Развел руками, махнув бутылкой вина: вот он я.
Окинула меня оценивающим взглядом.
– Наверное, Пол Моррис? Мы заждались. Проходите-проходите! Я Тина.
Я протянул свободную руку, и Тина ее пожала, увлекая меня в прихожую, где по стенам плясали ромбики света от большой стеклянной люстры. Наверх, величественно изгибаясь, вела лестница с темными балясинами перил. Я снял твидовый пиджак, и Тина повесила его в большой французский армуар. Когда она открыла дверь в гостиную и незнакомцы повернулись от фортепьяно поглазеть на новенького, я почувствовал себя голым. В камине мерцал огонь. Ноздри щекотал приторно-сладкий запах горящих свечей. Со всех стен на меня смотрели фотографии детей в купальниках и лыжных комбинезонах.
В памяти зашевелилось воспоминание, словно в колодце взбаламутили воду. Приглашение на чай к однокласснику, костюм, в который меня обрядили, взгляд, каким мой школьный товарищ обменялся с матерью. Я сглотнул.
Подошел Эндрю.
– Старина! Как хорошо, что выкроил для нас часок перед Нью-Йорком!
– Нью-Йорком? Ах да, по делам… Это быстро, метнусь на пару дней.
Я протянул вино. Глядя мне в глаза, Эндрю положил бутылку за четыре девяносто девять себе на руку, широким концом к локтю – как заправский сомелье. Его шею после бритья покрывали крошечные пупырышки.
– Давай познакомлю!
В лучшем костюме, без галстука и в белой рубашке с расстегнутыми тремя пуговицами, я расфуфырился сверх меры. Остальные гости явились в джинсах, футболках-поло и цветастых туниках. Я сделал глубокий вдох, поправил манжеты и растянул губы в улыбку, которая – я это знал – так нравится женщинам.
– Пол, университетский приятель, о котором я говорил!
Эндрю подвел меня к фортепьяно и оттарабанил имена: Руперт, Том, Сьюзи, Иззи… Перед глазами поплыли подбородки, острые носы, худые ноги, кашемир и висячие серьги – я тут же запутался.
– Да, и Бу! – спохватился он, указывая на невысокую толстушку, про которую чуть не забыл.
В руку мне сунули холодный высокий бокал шампанского. Мандраж спал – всеобщее внимание часто действует на меня благотворно. Вскоре я, облокотившись на пианино, живописал трудности дороги сюда: метро, электричка, тысяча миль на своих двоих… Повернулся пожурить Эндрю.