Солдат великой войны - стр. 51
В обеденном зале «Шлернхауса» его встретила темнота. Все поднялись наверх, за исключением нескольких солдат и проводников, которые сидели вокруг жаровни с тлеющими углями в комнате проводников и говорили о войне. Сверху доносились звуки цитры: кто-то играл для принцессы.
Никто его не приветствовал. Проводники посмотрели на него лишь потому, что вышагивал он очень уж торжественно, а поваренку, оставленному, чтобы обслужить его, не терпелось уйти к себе, потому что вставать предстояло в четыре утра.
– Расскажи, – попросил адвокат Джулиани, – как все прошло. Почему разлился чай? В записке, которую они прислали с тобой, указано, что герр Виллгис пробежал всю дорогу к дому. Это меня поражает… Хорошо, – продолжал отец Алессандро. – Я понимаю, почему сейчас тебе не хочется говорить. Я иду спать. Если хочешь, завтра мы можем уехать домой.
Алессандро кивнул.
Поваренок поставил на стол кусок шоколадного торта «Захер», снял фартук и направился к комнатам для обслуги, пробормотав на прощание: «Грязные тарелки поставь в раковину, чтобы крысы не шмыгали по столам». Оставшись на кухне в одиночестве, чувствуя, как мужество начинает его покидать, Алессандро решил, что должен разыскать Патрицию до того, как страх возьмет над ним верх. Ему хотелось улечься в кровать, но образ прекрасной, застенчивой, белокурой девочки заставил подняться. Его так трясло, когда он ставил грязную посуду в раковину, что вилка позвякивала о тарелку, а чашка – о блюдце, будто нес их не мальчик, а немощный старик. Затем походкой человека, идущего к виселице, Алессандро двинулся к лестнице. Ему хотелось обнимать девочку, целовать, вдыхать ее дыхание, он нащупал в темноте перила и начал подъем на верхние этажи.
Днем солдаты Leibregiment загораживали путь к номерам, занятым принцессой и ее свитой, и никто в мире, даже крошечный июльский комар не проскочил бы мимо них, но ночью они по непонятной причине вышагивали взад-вперед, обходя отель через равные промежутки времени, так что мальчику в шерстяных носках не составило труда проникнуть в закрытое для посторонних крыло, где ему осталось только выбрать нужную дверь из двадцати, расположенных по обе стороны коридора.
Шансы найти ее до того, как обнаружат его самого, были невелики: двери, не отличающиеся одна от другой, темнота, времени в обрез, потому что солдат мог вновь появиться в коридоре в любой момент.
Выбрав наугад дверь посередине, он уже собрался взяться за ручку, когда изнутри до него донесся скрипучий голос: «…Гизелле! Но Германна раскусят за неделю. Через год я стану фаворитом при дворе, и тогда они все у меня попрыгают. С другой стороны, никто еще не разбогател, подливая чернила осьминога в стакан для питья, и император любит фон Шафтаузена… напрасно, разумеется…» – Мужчина за этой дверью определенно не собирался спать и никак не мог быть Патрицией.