Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии - стр. 91
Разговоры поутихли, вместо них началось какое-то копошение. Кажется, дерзкие принцы и принцесса, если это она, начали выводить из стойл и снаряжать лошадей.
— Убью, — прошипел магистр еле слышно, но каким-то пугающе веселым и в то же время злобным голосом. — До лета стойла драить будут...
Против моей воли на губы наползла улыбка, и я с трудом подавила смех. Убрала руку от лица, положила на прижатую к животу ладонь мужчины. Он вздрогнул, но не поспешил ни попросить убрать, ни отпрянуть, ни убрать самостоятельно.
Мы сидели так, казалось, целую вечность. Напряженные, с натянутыми нервами, ожидая, когда же смельчаки покинут конюшню. От ударяющего по затылку дыхания по телу снова и снова бежали жуткие мурашки, но пошевелиться ни он, ни я не осмеливались. Может, потому, что боялись лишний раз поднять шум, а может, из-за нежелания лишаться мучающего нас обоих жара...
— Прости, Мира, — наконец шепнул магистр, вызывая новую волну сладкой дрожи.
Вновь сорвавшееся с его губ имя, подобно гарпуну, больно ударило по сознанию. Одно дело, когда он звал меня адепткой или же обращался как к Грант, но когда решался обратиться по имени… Он произносил его как-то приглушенно, голос его был исполнен истомы, был устало-нежным.
Это стало пыткой. Чудовищной пыткой.
Тихо выдохнув, я прикрыла веки, попыталась собраться с мыслями, но все равно соображала туго, как если бы сидела напротив отца и выслушивала его нотации или же делала то, что никогда в жизни не делала. Наверное, поэтому я не сразу поняла, что он попросил у меня прощения… Но за что?
Прислушиваясь к посторонним звукам и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, я так же шепотом произнесла:
— Вряд ли вы сделали что-то, за что должны извиняться…
Но это тоже было ложью. Еще как сделал! Хвост!.. Хвост едва не отрубил!
— Это не так, — будто прочитав мои мысли, продолжил мужчина. — Я должен попросить прощения.
— За что? — спросила и вытянулась как струна, почувствовав вдруг, как объятия становятся крепче.
По телу растеклись тепло и некая слабость — чем-то неожиданно вызванная, сильная, словно бы пытающаяся опутать все внутренности. Почему-то казалось, что я вот-вот потеряю сознание.
— Не могу сказать. Не сейчас. Просто… простите. И за это тоже.
На последних словах его голос сделался таким густым и проникновенным, с легкой хрипотцой, нырнувшей прямо в легкие и прокатившейся по грудной клетке, что перед глазами сразу потемнело. Сердце замерло на миг, чтобы после забиться быстрее. Я ощутила, что начинаю обмякать в сильных руках магистра.
— Зачем вы... — вырвался из груди хрип, и я погрузилась в тяжелый, насильно вызванный сон.